– Нет, в этом пока нет необходимости. Мне нравятся свободные занятия, я интересуюсь культурной жизнью, искусством, театром, ну а кроме того у меня довольно много домашних забот. После смерти матери отец и думать не хочет о новой женитьбе, поэтому я забочусь о нем. Он много работает… Устает на работе… – Эммануэль чувствовала, что все ее ответы не попадают, слушая себя она впервые подумала, что ведет какую-то пустую и никчемную жизнь, что заботится лишь о том, чтобы было не скучно и комфортно, но что в этом плохого?

– А какое у вас образование?

– Я искусствовед…

– Понятно. – Артур сказал это так, что было совершенно непонятно, как он к этому относится. – С картинами все в порядке? Роланд их не перепутал?

– Все правильно, спасибо большое, что вы их привезли, не стоило, право, беспокоится, можно было отправить курьера.

– Да, так бы и сделали, но скоро открытие выставки, и Роланду понадобились все его люди для разных поручений, а у меня была встреча с подрядчиками… неподалеку. – Это единственное лживое слово Артур произнес совершенно бесстрастно, желая, чтобы оно поскорее затерлось среди других слов. Вранье отнимало у него очень много сил.

– Наверное, вы устали, присядьте, может быть, хотите кофе? Или оставайтесь поужинать, отец скоро уже приедет, он будет рад вам.

Артур сел, облокотившись на стол, подпер кулаком скулу, поднял глаза на Эммануэль, потом снова уставился в пространство, было похоже, что он сдерживает сильную боль, но не боль это была, а какая-то непреодолимая, тяжелая тоска, сознание неизбежности страдания и для себя, и для нее, а еще – перекрывавшее все бешеное желание завладеть ею, всей ее жизнью, как можно быстрее, противится которому было невозможно. Дольше он не продержится. Он поднялся.

– Простите, нет. Мне лучше уйти.

– Почему?

– Я не могу сейчас дольше быть с вами.

У Эммануэль занялось дыхание, он подобрался к границе своего молчания, а врать он категорически не умеет, стоит только дожать – и он скажет, но то, что он скажет, казалось, погребет ее под собой.

– Спасибо, Артур, не буду вас задерживать, – она было протянула ему руку, но тут же опустила.

Артур благодарно улыбнулся, кивнул и молча ушел.

Но он словно оставил на ее пороге свою тоску, свою беспощадную верность, свое каменное чувство долга, и все это одним махом рухнуло на ее легкость и никчемность, и не выдержав, она разрыдалась у двери.

12 июня

Солнечным соком брызнуло в глаза – передо мной открылась стеклянная дверь, появился ты. Улица двигается и растворяется в твоих глазах. Ты прячешь несостоявшуюся сигарету. «Прошу! Вы ведь сюда хотели зайти?» – «Конечно». Разве могу я идти не к тебе? Голубоватый утренний свет, легкое пространство, кажется, я вижу его каркас – графитовый каркас акварели. За моей спиной твой жест, словно взмах огромного крыла. Ты протянул руку, передо мной возник маленький мир, созданный из стекла и цветов. Ты говоришь о свете. Из-за моего затылка твой голос вытекает двумя потоками и заполняет пустынный зал, обернутый ватой тишины, словно елочная игрушка. Мы движемся параллельно стене как корабль вдоль берегов, и каждый берег – мир, со своим устройством, со своим солнцем и тенью, и на каждый мир нужны свои глаза – мы примеряем их как очки в магазине. Ты говоришь о встрече, о том, как люди чувствуют ее. Мы заходим в пролив, за ним – открытое море темного взгляда из глубин времени, хрупкая старая жизнь, призрачная юность, гномы, пьющие эль, принц, сдавленный латами. «Кофе?» Мы погружаемся в кресла, в объятия большого стиля, перед которым не натянута веревочка с просьбой не заходить. Появляется запах цвета твоих глаз. Ты отбрасываешь прядь со лба, словно тень, упавшую на лицо. Я слышу наши голоса, легкий сухой хруст светской беседы. Мне нужно идти, иначе ты перельешься через край и выплеснешься из меня, а я не хочу этого. За дверью мир исчезает, остается белый лист, с которого смыли краски, лишь какие-то невнятные разводы говорят о том, что здесь что-то было. Остается сосредоточиться и вспомнить, что.

Артур понимал, что заснуть ему сегодня не удастся. Он лежал ничком, отодвинув в сторону подушки, и вспоминал все, что увидел и услышал у нее, разбирал и снова собирал, словно тюльпан из бумаги, тот маленький кусочек мира, в центре которого находилась она. «Что может сказать о человеке комната, в которой идеальный порядок, как на картинке из журнала? Она любит свой дом и много времени в нем проводит, уделяет внимание каждой мелочи, стремится к красоте и гармонии. Что есть в ее доме из мелких вещей – они лучшие подсказчики? Картины, вазы с цветами, подушки – не за что зацепиться. Но в гостиной просто принимают посетителей, а вот если бы заглянуть в ее спальню – там все могло быть по-другому». Он повернулся и стал рассматривать свою комнату. «Что здесь обо мне? Большая кровать – люблю дрыхнуть. Но она не моя, она была для двоих. Дорогая стереосистема – люблю музыку, хороший звук. Кассеты – без зауми и претензий на оригинальность. Полный шкаф белых рубашек – пунктик. Говорит о желании быть хорошим, чистеньким и добреньким, об отсутствии фантазии, о стремлении жить по некой стандартной схеме… Белая одежда напоминает о море. Камни – за них можно смело в психи записывать. Фотографии, почти все из нашего последнего года на побережье, родители снова вместе, они еще молодые, Роланд учится в университете, я заканчиваю лицей, яхты, верфь – я не хочу быть один, я хочу жить там, у меня было хорошее детство, я их люблю… Почему так должно было случиться, что я не успел увидеть его перед смертью?»

Артур встал, открыл окно, закурил, две мысли так тесно переплелись в нем и он пытался найти этому объяснение. «Я не представляю ничего интересного для нее, ей интересно было только то, чего я не мог сказать и сделать… Почему он не хотел, чтобы я видел, как он умирает? Пожалел? Она меня тоже пожалела… То, что я скрываю, бросается в глаза…»

Он вдруг заметил внизу в темноте какое-то движение. В саду кто-то был, и это был не Марк. Артур надел халат и вышел.

– Эй! Что вы здесь делаете? – окликнул он незнакомца. Молодой парень, что-то смутно знакомое…

– Тут такие красивые цветочки, вот, думаю, выкопаю луковичку, посажу перед своим домом, на радость мамочке. – Вкрадчиво сказал тот.

Артур узнал воришку, стащившего у него перстень.

– Будешь сажать цветочки перед тюрьмой. – Цоллерн взял его за плечо и развернул к свету, падающему из окна. – Я ведь говорил тебе, чтоб ты мне больше не попадался!

Мальчишка извернувшись укусил Артура за руку, но тот успел перехватить его другой рукой.

– Ах ты…

– Сукин сын!

– Подумал, прежде чем сказал?