— Вы изволили спать, Григорий Александрович!

— Верно, верно, — неспешно откликнулся Потемкин. — Вели, душа моя, чтобы его пригласили в розовую штабную комнату…

— Уже пригласили, Григорий Александрович!

— И пусть принесут ему клюквенного морсу. Ведь вина он не пьет.

— Уже обеспечено, Григорий Александрович.

— И пусть никто нам не мешает. Только если я позвоню.

— Слушаюсь! — последовал ответ.

2

Отдельная розовая комната при генеральном штабе не очень подходила для такого серьезного учреждения. Однако она была во вкусе Потемкина: по-восточному сладковатая и удобная. Ее стены были обиты розовым шелком, двойные двери занавешены тяжелыми бархатными портьерами — тоже розовыми, только немного темнее. На полу — несколько ковров. Рядом со стенами и столом — обитые атласом кресла с высокими спинками и мягкими подлокотниками. Все было выдержано в той же расцветке — розовое с цветочками. Между двумя наполовину занавешенными окнами на передней стене — лишь один, выполненный в натуральную величину, маслом, портрет Екатерины в горностаевой мантии, с российской короной на голове, скипетром в пухлой руке и с улыбкой на полных розовых губах… Даже прозрачный красный напиток, стоявший в большом хрустальном графине на столе, тоже, казалось, был специально подобран, чтобы соответствовать по оттенку всей комнате, как рубиновая брошь подходит к розовому бальному платью… А это был всего лишь клюквенный морс, второй истинно русский напиток после крестьянского кваса.

За этим графином с недопитым стаканом уже добрую пару часов сидел реб Йегошуа Цейтлин и ждал. Его лицо выражало обеспокоенность. Если бы не розовый отблеск стен, его можно было бы назвать мрачным.

«Что же происходит с господином? — думал он про себя. — Чем больше он работает, тем позже просыпается. Он совсем не придерживается правила: у того, кто встает так поздно, нет ни благословения, ни удачи…»

Это был тот самый реб Йегошуа Цейтлин, слава о котором давно уже шла по всей Белоруссии и по части разделенной Польши: и как о великом талмудисте, и как о крупном купце. В 1787 году в Киеве, когда Екатерина проезжала там во время своего путешествия в Крым, а польские магнаты собрались в этот город, чтобы приветствовать ее, реб Йегошуа Цейтлин получил из рук Понятовского[85] титул «придворный советник Польского государства» за свои большие заслуги в развитии торговли между двумя соседними государствами, то есть между Россией и Польшей.

С князем Потемкиным он был дружен много лет. Он ценил в Потемкине способного государственного деятеля; его размах при расширении границ Российского государства, при основании новых городов и строительстве новых гаваней; его терпимость к чужим народам и чужой вере, его прирожденные добродушие и щедрость. А Потемкин ценил в своем провиантмейстере человека, точного в исполнении заказов, трезво мыслящего, честного, к тому же — хорошего организатора. Всеми этими достоинствами поставщика его армии он пользовался не раз, покоряя Крым и захватывая крепости на Дунае. А реб Йегошуа Цейтлин, со своей стороны, под защитой Потемкина привлекал к делам самых способных евреев из своего окружения: старого друга и земляка реб Ноту Ноткина, своего зятя Аврома Переца, который со временем стал главным подрядчиком при строительстве российского флота. Работы и доходов хватало на всех.

После приведения всего Крыма под владычество России, когда Потемкин получил титул «светлейший князь Таврический», реб Йегошуа Цейтлин сопровождал его почти повсюду. Мы находим его во всех последующих войнах светлейшего князя против турок — на Днестре и на Пруте. Он принимал участие в основании Херсона, в который должно было доставляться на баржах по великому Днепру все зерно с Украины, чтобы добраться до торговых судов, ходивших по Черному морю… Он стал еврейским советником того типа — этаким министром без портфеля и титулов, — который скрывается всегда в тени христиан, отдает им свои лучшие силы, подсказывает самые лучшие планы, а вот награды и чины за них получает тот, кто представляет их высшему начальству, естественно, от своего имени…

Душевное вознаграждение, которое реб Йегошуа Цейтлин получал за свою организационную работу, состояло в том, что он вымаливал хоть какую-то защиту для местных и приезжих евреев в недавно завоеванных областях, чтобы разъяренной солдатне не позволялось грабить синагоги, оскорблять мелких еврейских торговцев и ремесленников. Кроме того, ему удавалось привозить сюда эмигрантов из нищей Белоруссии. Это был самый первый человеческий материал, из которого позднее выросли еврейские колонии по всей Херсонской губернии.

Тяжелая работа по организации поставок на русско-турецкий фронт не мешала тому, чтобы он почти в то же самое время управлял в Велижском повете[86] крупными имениями княжеской семьи Мордвиновых,[87] в которых была чуть ли не тысяча крепостных крестьян. Не мешало это ему и писать комментарии на «Малую книгу заповедей»,[88] вести обширную корреспонденцию со всеми еврейскими учеными его времени. В том числе с Виленским гаоном и с математиком реб Борухом Шиком. Принял он и активное участие в ожесточенной борьбе против недавно появившейся в Белоруссии хасидской секты во главе с рабби Шнеуром-Залманом. Лишь позднее, после кончины Виленского гаона, когда реб Шнеур-Залман вышел из заключения в Петропавловской крепости и лично провел диспут с реб Йегошуа Цейтлиным по поводу сути хасидизма Хабад, тот прекратил свою ожесточенную борьбу против хасидов.

Во время нынешнего визита к высокопоставленному покровителю в российском генеральном штабе реб Йегошуа Цейтлину было уже почти шестьдесят. И несмотря на то, что он вел жизнь богатого и даже очень богатого человека, был он худощав и проворен. Маленькая круглая лысина блестела на его коротко подстриженной заостренной голове. Он хмурился в свою еврейско-русскую расчесанную бороду — темно-рыжеватую, как пригоревший кофе, и поседевшую с обоих боков. Его голубые глаза были немного печальны, задумчивы и даже мечтательны, как у человека, который выполняет свои торговые, земные обязанности, но в то же время мысленно пребывает в совсем иных мирах. Его задумчивый взгляд вступал в противоречие с тем, что этот же самый человек днем и ночью занимался обеспечением поставок сухарей для солдат, овса для армейских лошадей, шампанского для офицеров, свинцовых пуль для кремневых ружей…