Шрифт:
Я чувствовала, как его пальцы массируют мои стенки. Он был таким грязным дразнилой.
— Ренье…
— Ш-ш-ш, — умолял он. — Дай мне еще секунду насладиться видом моей спермы в твоей киске.
Он прижал пальцы к моим губам, фактически заставляя меня замолчать. Его сперма окрасила мои губы, и я провела языком по его пальцам, пробуя его на вкус. Дождь смыл остатки его спермы, но я все еще чувствовала его на себе. Вокруг меня. Во мне.
Он поднялся и развязал меня, и мы стояли молча, принимая друг друга, пока дождь не утих, но наши чувства оставались непоколебимыми.
Шагнув вперед, он прижал меня своим телом к стене площадки.
— Я люблю тебя, Карина Амелия Галло. Ты создана для меня, и где бы ты ни была, сколько бы времени ни прошло, я всегда найду тебя, потому что наша любовь суждена, а Ромео нужна своя Джульетта.
Я выскользнула из-под него, взяла деревянную шкатулку и открыла ее. Я протянула ему записку.
— Это на девять лет позже, но я считаю, что лучше поздно, чем никогда. — Я прижала поцелуй к его губам. — Джульетте тоже нужен свой Ромео.
12
Бактерии обиды размножались: расстояние
превращалось в недоверие, недоверие — в горечь,
горечь — в ненависть, которая, в конце концов,
является разновидностью тягостной любви.
Джонни Рич
Это был ты, Ренье.
Это всегда был ты
— Джульетта, любящая сентиментальное дерьмо
ЭПИЛОГ
Обиду на хорошего человека
труднее всего вынести.
Публилий Сирус
РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ
Один год спустя
— Ты уверен, что хочешь это сделать?
Мои глаза метнулись к Николайо, и я смерил его взглядом, пока не понял, что он шутит. Я не знал его так хорошо, как раньше, но я бы узнал. Со временем.
Я все еще привыкал к тому, что он рядом, и не хотел его убивать, но это была скорее его история, чем моя. К тому же мне было странно, что он избавился от своего акцента, чтобы вписаться в северную среду.
Рядом с нами Луиджи фыркнул.
— Посмейся, старик. — Я посмотрел на его смокинг. — Возможно, я передумаю приглашать восьмидесятилетнего старика в качестве одного из мужчин жениха.
— Пятьдесят, — поправил он.
Николайо хмыкнул.
— Если тебе пятьдесят, то я еще не родился.
— Логично. Уровень зрелости у тебя примерно такой. — Луиджи опустил руку, пока она не зависла в дюйме над полом, и я готов поклясться, что услышал, как треснула его гребаная спина. — Не волнуйся. Он разовьется, когда ты достигнешь половой зрелости.
— Я еще не достиг половой зрелости, — передразнил Николайо. — Чем ты оправдываешься?
Я поднялся на ноги, когда Луиджи открыл рот, точно на кончике его языка вертелся ответ.
Он перевел взгляд на меня.
— Куда ты идешь?
— Увидеть свою невесту.
— Но это плохая примета!
— Я не верю в плохие приметы.
Дверь захлопнулась за мной, и когда я добрался до комнаты, где Галло готовилась к нашей свадьбе, то подглядел за ней из-за стены. Стилист возился с ее волосами, пока она с трудом затягивала пояс с подвязками на ноге.
Кроме отца, у нее не было подружки невесты. Как бы Броуди ни старался, Галло не могла его простить, и я был на сто, черт возьми, процентов согласен с этим. Но с тех пор как мы переехали в Саут-Бич, она открылась миру, и я не мог представить себе сценарий, при котором кто-то ее не полюбит. Она завела новых друзей. Друзей, которые не манипулировали бы, не потворствовали и не были бы тайно влюблены в мою женщину. А до тех пор я был счастлив быть ее единственным лучшим другом.
Я вышел из тени, и стилист задохнулся.
Он коснулся своих губ кончиками пальцев.
— Нет, нет. О, нет. Ты не можешь здесь находиться. — Он шагнул вперед и попытался вытолкнуть меня. — Это плохая примета.
Я платил ему не за то, чтобы он меня раздражал, поэтому я увернулся от его руки и, игнорируя его неистовые взмахи, протиснулся к своей будущей жене. Я развел ее руки в стороны, взял подвязку и скользнул руками под ее свадебное платье.
Оно было белым и пышным, и она выглядела в нем прекрасно, впрочем, как и все остальное, что было на ней надето. А вот эта кружевная подвязка вызвала у меня интерес. Я медленно провел ею по ноге и, хотя не мог видеть, что делаю под всеми слоями ткани свадебного платья, почувствовал ее. Она была мягкой, гладкой и моей.