Шрифт:
– Тринадцать… – мать сникла.
– Тем более! Вы куда смотрите? Тут в городе такое творится, а вы… В этом самом парке на прошлой неделе девочку изнасиловали. Вы бы детей своих постерегли!
Люба только успела снять босоножки и выпрямиться, как мать в сердцах влепила ей подзатыльник. Сопровождающий поспешил охладить ее пыл.
– Полегче, гражданочка! Избивать детей не надо! Ничего страшного не случилось, но дети не должны так поздно находится на улице одни. Десять часов – комендантский час. Всего доброго!
Он козырнул и вышел.
– Слышала? Слышала? Еще одну изнасиловали. А ты за каким туда поперлась?
– Танька позвала… – Люба пыталась оправдаться.
– Танька? Вот я ей дам, твоей Таньке! Чтоб ноги ее я здесь больше не видела! А ты наказана, месяц будешь сидеть дома! – мать погрозила пальцем.
– А гулять?
– Какой «гулять»? Я тебе говорю, дома сиди!
– И в школу не ходить?
– В школу пойдешь, а потом сразу домой. Спать иди.
– Мне в ванную надо… – с обидой в голосе произнесла Люба.
– Иди! А потом сразу спать.
Люба быстро разделась и юркнула под одеяло. Мать уже уснула. Отчим давно храпел. Хотелось заплакать, но не получалось. Повертевшись в кровати и так и не уснув, она потихоньку взяла свой дневник и вышла на кухню. Свет фонаря с улицы достаточно ярко освещал кухонный стол. Люба стала писать, и тут уже слезы полились из глаз ручьем – ей стало жалко саму себя. Она писала, писала, писала и мыслям не было ни конца, ни края.
В пятом часу утра проснулся Алексей.
– Ты чего здесь? – он сонно посмотрел на Любу.
– Наконец-то ты проснулся! Леша, мне кажется – это ОН!
План
Лето подходило к концу, и Люба решила не терять времени зря и дочитать хоть что-то из списка, который им задали на лето. Она была наказана за позднее возвращение с прогулки, да еще и под «конвоем». Когда Татьяна пришла к ней, чтобы позвать погулять, Любина мать оказалась дома и лично сообщила, что Люба гулять, тем более в парк, не пойдет, да и самой Татьяне не следует там появляться.
Девочка сидела на лоджии, по привычке обернувшись старым пледом, и пролистывала томик стихотворений Пушкина: «Так, «Моцарт и Сальери», тридцать девятая страница…». Внизу пробежала Татьяна, Люба подумала окликнуть подругу, но не стала этого делать – это как-то могло помешать ее планам.
Она снова обратилась к книге, почитала немного и отложила – не то! «Посмотрим, что тут еще нам задавали…». Она взяла тетрадь, пальчиком ведя по списку и отмечая уже прочитанное.
Ее заинтересовало название «Герой нашего времени», Лермонтов. Люба покопалась в стопке и вытащила нужную книгу. Потом устроилась поудобнее и открыла первую страницу. Предисловие ей понравилось. В первой части действие происходило на Кавказе, вначале давалось красочное описание мест, где вот-вот развернется действие. Люба прочитала: «…увенчанные купами чинар…». «Интересно, это как?» – подумала она.
– Мам, что такое «купы чинар»? – спросила она у матери – та чистила картошку.
– Что? Где… Откуда это? – не сразу поняла мать.
– «Герой нашего времени», там написано… – и Люба процитировала фразу.
– А-а-а… Ну, что-то наподобие нашего клена, вроде. Толковый словарь возьми, там про все такое умными людьми написано. И вообще, если слово неясное – бери и читай значение!
Мать оказалась права. В книге чуть ли не через строку встречалось много незнакомых ей ранее слов.
Люба, сама не зная для чего, стала записывать значения новых слов в чистую тетрадь. И тут она прочитала:
– А вы долго были в Чечне?
– Да, я лет десять стоял там в крепости с ротою, у Каменного Брода, – знаете?
– Слыхал.
– Вот, батюшка, надоели нам эти головорезы; нынче, слава богу, смирнее; а бывало, на сто шагов отойдешь за вал, уже где-нибудь косматый дьявол сидит и караулит: чуть зазевался, того и гляди – либо аркан на шее, либо пуля в затылке. А молодцы!..
В мыслях Любы снова всплыл образ Сергея. Страх пробежал холодком по спине: «Где он? Жив ли? Почему так давно нет никаких вестей…». Она педантично принялась выписывать незнакомые ей слова и фразы, как будто ища в них ответы.
Это еще больше погружало ее в представления о Кавказе, о его жизненном укладе, и она невольно сравнивала тот быт со своим. Прочитав главу про Бэлу и узнав о ее, Люба погрустнела, подумав, что эта хрупкая жизнь и трагичная смерть не принесли никому никакой пользы. Как юная черкешенка, выдернутая из своей среды, стала лишь разменной монетой в руках «повидавшего виды», избалованного Печорина. Но глубже видеть Люба еще не умела. Она цветными ручками рисовала картинки в своем новом литературном словарике и мечтала вновь увидеть Сергея живым. Она гнала дурные мысли из головы и надеялась, что в его жизни не появилась местная «Бэла», что он не погиб от руки «Казбича».