Ну и взвыл бы от обиды: да как они могли?! Ян… если бы не я, бомжевал бы по подворотням! Кабанов дома лишился бы. Рамилька был бы всеми гонимым чужаком. Алиса…

Алиса с Гаечкой молодцы.

Вот уйду от них, посмотрим, кому станет хреново! И приставку заберу. И поймет Илья, что нужен Инне только из-за приставки. Детские мысли лезли и лезли, заставляли злиться и негодовать. Представлять, кто уйдет со мной, а кто поддержит Денчика.

Но теперь я знал немного больше. Дети и подростки, особенно — подростки, ближе к животным, потому что ими движут инстинкты. У Денчика ярко выраженные задатки лидера, вот они и поперли из него во всей красе. Он, может, и не понимает, как отвратительно выглядит его поступок, думает, что несет добро и свет, а по факту — разваливает устоявшийся коллектив. Он, по сути — молодой бабуин, пытающийся занять как можно более высокое место в социальной иерархии, подвинув конкурента.

Во мне насмерть сцепились эмоции юноши и знания взрослого, который иначе как детьми моих друзей не воспринимал и относился к ним снисходительно. Это и спасало от необдуманных поступков.

Чувства отступили, и я понял, что приехал в центр города, зачем-то остановился недалеко от отделения, где работал отец. Вдохнул, выдохнул. Заставил себя включить мозг и обуздать бурю эмоций.

Ничего еще не случилось. Скорее всего, наши поставят Денчика на место, а то и вовсе прогонят. Самое плохое, что может случиться — на меня разобидится Илья, пойдет на принцип и закроет подвал — «так не достанься ты никому». Потому следует с ним серьезно поговорить, и чем раньше, тем лучше.

Ладно, еще раз вдохнуть, выдохнуть и — в театр, к Наташке, он тут совсем рядом. Правда, ума не приложу, что ей скажу, буду импровизировать — в зависимости от того, как она меня встретит.

В прошлом году перед серьезным разговором я писал текст на бумаге, заучивал его, чтобы чувствовать себя уверенно, а потом все шло не по плану, и я терялся, теперь же предпочитал импровизацию

Я прикатил мопед прямо ко входу в театр, где курила толпа народа. Наверное, был антракт. Какой, интересно, сейчас идет спектакль? Я покосился на афишу: «Вишневый сад». Где, интересно, искать Наташку?

Еще до появления Андрея она убегала на репетиции по субботам, значит, представление — не помеха репетициям. Как что устроено в театре, я представлял смутно, потому подошел к суровой пожилой билетерше, бдящей у двери, и спросил:

— Здравствуйте. Мне срочно нужно поговорить с сестрой, Мартыновой Наташей, вы не знаете, где она?

— Шо за Наташа? Не знаю таких Наташ.

— Она недавно пришла, — объяснил я, — ей шестнадцать лет, и репетиция должна…

— А, енти в малом зале.

— Это где? — спросил я.

— Выйди из здания, сверни направо, увидишь дверцу в торце. Вот они там…

— Спасибо вам огромное!

— Но тебя туда не пустят! — донеслось вослед.

Я выбежал на порог, увидел двоих бритых типов возле Карпа. Ах вы черти! Но зрители еще курили, и потенциальные угонщики не рисковали действовать, потому я быстренько оседлал мопед, объехал театр и припарковал Карпа возле самой двери в торце. Подергал ручку, ругнулся. Заперто.

И что делать? До девяти. Когда я обещал вернуться на базу, где-то еще час. Ехать отсюда пятнадцать минут. Постучать? Сильно, кулаком! Только я собрался это сделать, как дверь распахнулась, будто бы испугавшись моего кулака, вышел похожий на Дракулу черноволосый мужчина лет тридцати, с сигаретой в руках.

Я отступил на шаг и спросил:

— Здравствуйте. Мне срочно нужно поговорить с Наташей Мартыновой, я ее брат. Знаете ее?

— Темненькая такая, невысокая? Знаю. Проходи, она сейчас не занята.

Какой добрый дядя! И как здорово, что сестра все-таки здесь, не бросила театр!

— Спасибо, — кивнул я и вошел в небольшой зал с красными откидными стульями.

На сцене ругались две дебелые тетки, между ними метался мужик в рубахе и шароварах, в сапогах на манер казацких.

Часть труппы разместилась в зале, остальные, видимо, были за кулисами. Царил полумрак, потому Наташку я узнал, только когда подошел поближе. Она сидела вторая с краю, рядом с полной кудрявой девушкой. Пробравшись к ним, я позвал:

— Наташа!

Сестра и девушка дернулись. Наташка округлила глаза и прошипела:

— Что ты тут делаешь?

— Когда твой выход?

— Да все уже…

— Идем, поговорить надо.

Наташка закатила глаза.

— Только не начинай, ладно?

— Да я просто волнуюсь за тебя…

В первом ряду встал грозный седой мужчина в очках, повернулся к нам и сказал:

— Наташа, не мешай. Если что-то срочное — выйди на улицу и поговори.

— Срочное, — подтвердил я, и сестра нехотя встала, последовала за мной.

— Давай договоримся, — шептала она, шагая позади. — Если начнешь жизни учить — сразу свалю. Я люблю Андрея, он любит меня, и у нас все серьезно, понял?

— Это хорошо, что серьезно, — сказал я совершенно искренне и попытался представить Наташкиного кавалера.

На ум пришел подтянутый мужчина хипповатого вида. Нет. Скорее это такой престарелый поэт, волосы длинные с проседью, пальто, длинные пальцы. Или — бритый на лысо питекантроп? Среди братков модно пользовать малолеток. И если так, то плохо. Наверное, так и есть, иначе сестра не стала бы прогуливать. Стоит ли винить ее? Девочки, которым недостает внимания отца, компенсируют его со взрослыми мужчинами, у Наташки это искреннее чувство, и тут уже ничего не поделаешь, только понять и простить. Главный вопрос, как он относится к Натке?