— И сейчас тебе никто не нравится? — удивился он.

В ответ я лишь улыбнулся. Как ему объяснить, что из-за опыта взрослого я не воспринимаю ровесниц как равных? Они мне кажутся глупенькими и маленькими. Но и девушек постарше не могу рассматривать, потому что понимаю, как это выглядит. Точнее, каким жалким в их глазах буду выглядеть я. Придется подождать пару лет прежде, чем любовь крутить.

Мы разошлись по домам. Как там мама? Вернулась ли, или бой с Жо в самом разгаре? Подогреваемый любопытством, я буквально взлетел на наш второй этаж, но в квартире застал только Бориса и кислую Наташку, склонившуюся над учебником.

Видимо, Андрей таки включил верхнюю голову и заставил ее учиться, отправив домой. Сестрица подозревала, что я — причина этой диверсии, и косилась злобно, но ничего не говорила.

— Мама не приходила? — задал я риторический вопрос, Борис покачал головой и спросил с надеждой: — Ну хоть сегодня-то тренировка будет?

Видимо, подвиги Джеки Чана пробудили в нем интерес к единоборствам.

— Будет! — ответил я из кухни, разогревая себе гороховый суп с волокнами какого-то мяса.

Пока я о чужих людях пекусь, дома есть нечего — непорядок. Устыдившись, я решил набрать в магазине съестного, но после тренировки. Еще бы неплохо к сиротам заскочить, посмотреть, как они устроились, но это надо или после тренировки лететь, а мне интереснее было узнать, чем у мамы дело кончилось, или совсем ночью, что не вариант — бродячие собаки нападут, если на мопеде ехать.

Дальше все по плану: приехал на базу, поднял вопрос о Инне с Райкой — предложил взять их на испытательный срок. Гаечка с Алисой сперва зашипели, потом все-таки согласились. Малые восприняли новость ровно, Кабанов с Ильей воспарили от счастья.

Потом мы поучили уроки, потренировались и разошлись в полдевятого под возмущенный вой Каюка и Бориса, что сегодня так и не поиграли.

По дороге домой я заскочил в наш сельский магазин, под недовольное бормотание брата отстоял огромную очередь за сосисками, купил сахара, сероватой муки и конфет типа «коровки», но без обертки. Больше ничего в продаже не было, а алкоголь, морская капуста и зеленые маринованные помидоры меня не интересовали.

Зато удалось урвать целый килограмм сосисок! Борис скакал вокруг, канючил, чтобы съесть одну, но я не давал. Точнее, память взрослого не давала, ведь в девяностые никто ничего не контролировал, и чего только в колбасе не находили, крысиный хвост — не самое страшное. Один знакомый рассказывал, что ему попался человеческий зуб. Хорошо если кто-то пустил поиграть ребенка, и он потерял молочный. А что, если братки захотели специфическим способом избавиться от трупа?

Домой мы чуть ли не бежали. Борис не вникал в мамины проблемы, а мне не терпелось услышать, восстановлена ли справедливость у нее на работе.

Каково же было мое удивление, когда я услышал в кухне знакомый мужской голос. Каналья? Каналья!

Он сидел за столиком, с волосами, уложенными гелем, в белой рубашке и новых брюках. И носки аж сверкали, такими белыми были. И протез не особо заметен. Мама порхала вокруг. Даже половину тушки курицы разморозила и зажарила, и «хвороста» наделала. Как нельзя кстати пришлись мои конфеты.

— Привет, дядь Леша! — воскликнул я. — Ма, как дела? Все получилось?

Мама выглядела растерянной, расплылась в улыбке.

— Да. Видел бы, как ее перетрясло! Спасибо… вам…

Она с благодарностью посмотрела на Алексея, прижала руки к груди.

— Не знаю, как отблагодарить.

— Да ладно, — махнул рукой Каналья. — Мы ж почти свои! Мы ж с Павлом такие дела крутим!

Вот только не надо палить контору! Незаметно для мамы я приложил палец к губам и поставил на стол пакет с купленным. Мама заглянула туда и чуть не прослезилась.

— Сосиски! Много-то как! Спасибо!

— Переговорил я с Шевкетом Эдемовичем, — отчитался Каналья. — Он согласен помочь. Гараж я тоже нашел, всего пять тысяч хотят за аренду, на Ленина, сразу за кольцом. Константин Геннадьевич уже завтра подъедет, и я посмотрю его «Опель». Судя по симптоматике, нужны будут стойки амортизаторов, подшипники, тормозные колодки.

— А какой у него «Опель»? — спросил я.

— «Омега», восемьдесят восьмого года. У него машина год, скорее всего, пора менять расходники, включая масло и фильтры.

— Механика хоть? Автомат ты представляешь, как ремонтировать?

Каналья махнул рукой.

— Научусь, делов-то. Машину слышать надо и понимать, как женщину.

Мама бросила на него странный взгляд и промолчала.

— Вы расскажите лучше про Жо… про Жунько, — попросил я. — Так бы хотелось самому это увидеть. Вот же противная баба!

Мама зарделась.

— Зашли к ней мы вместе с адвокатом и… Алексеем. Адвокат ей удостоверение показал, и она аж охрипла, забегала, засуетилась. Говорил адвокат, проверками грозил, то то просил предъявить, то это, а я стою, под землю готовая провалиться. В общем, ни в чем не виновата я сразу стала.

— Ты молодец, Оля, — ободрил ее Каналья, протянул к ней руку и тут же опустил, будто натолкнувшись на невидимую преграду. Мама его жест не заметила, спросила:

— Конфеты будешь? С кофе.