Шрифт:
— Что, нет желающих покинуть класс? — усмехнулась Джусиха.
Все наши, плюс Карась, Желткова и Белинская смотрели на меня. Фадеевой, вернувшейся после заработков с дороги, было все равно. Джусиха тоже сосредоточила внимание на мне. Илья легонько толкнул меня ногой под столом. Я медленно, так, чтобы все видели, положил ладонь на стол, подавая нашим знак: сидим. Измором берем.
На лицах — разочарование и растерянность. Ничего, воспрянут, когда расскажу им свой план. Но сперва нужно удостовериться в том, что директора снимают — вдруг можно обойтись малой кровью.
— Подготовились к уроку? — криво усмехнулась Джусиха, напоминая злобную надзирательницу, открыла журнал и сказала, даже не отметив отсутствующих Синцова и Попову. — Отвечать будет Каретников. Вопрос… — Она потерла подбородок, улыбаясь своим мыслям. — Композиция произведения «Герой нашего времени». Для начала расскажи, какой это жанр.
Пришлось вставать и спасать Илью, пока он «кол» не схлопотал:
— Вопрос некорректен. Поскольку о жанровой принадлежности до сих пор ведутся споры.
— Мартынов, садись, «два» за подсказку.
И тут меня взяло зло. Нарываешься? Ладно, будет тебе. А провокации придержу.
— Не сяду. Потому что жанры мы не проходили.
— Да неужели? А ведь должны были. И чем же вы в прошлом году занимались? Что такое рассказ, повесть, роман, — злорадствовала Джусиха.
Черт! Вот тут память взрослого оказала медвежью услугу, в будущем понятие жанр в народе приобрело более широкий спектр значений. Сейчас же Джусиха спрашивает про структуру произведения, что тоже нечестно, потому что проходили мы это очень вскользь, и с Верой Ивановной.
— Садитесь, оба — двойки.
— Нечестно, вы его завалили! — крикнул Карась. — Такого вопроса в учебнике нет!
— Это есть в пройденной школьной программе. Что еще раз доказывает: вы или не учились, или являетесь тупыми бездарями.
Я молча принялся собирать рюкзак. Все встали и тоже начали собираться. Улыбаясь, Джусиха с нескрываемым злорадством перечислила всех саботажников, кто сегодня получил «двойки», и добавила:
— Поверьте, родные мои, для меня отчислить вас не составит труда. Если надо будет всех — отчислю всех.
Трясущийся от негодования Карась, выходя, плюнул под ноги и бросил Джусихе в лицо:
— Дура бульдожья!
Джусиха лишь плечами пожала. Мы столпились у окна напротив кабинета. Заячковская и Белинская остались, решив не рисковать.
— Надо было сразу ее послать, — еле сдерживая гнев, сказал Рам. — Только увидели ее — и валить. Смысл унижаться?
Рассвирепев, он оставил отпечаток ноги на стене.
— Разнести тут все к херам!
Илья схватил его за плечо.
— Стой! Убирать-то все равно техничке.
Наши пригорюнились, особенно — Лихолетова с Подберезной, которые хорошо учились и, по сути, из-за меня нажили себе проблемы. Только Желткова аж сияла: что так «пара», что эдак. Но если эдак — то хотя бы весело тусоваться и участвовать в саботаже.
Я посмотрел на дверь кабинета, на учительскую и сказал:
— У меня есть план, как выгнать Джусиху. Давайте пойдем в столовую и все обсудим. Хороший план, должен сработать, но прежде надо к дрэку заскочить, выяснить, сняли его с должности или нет.
— Да че ты тут сделаешь? Если она — теперь директриса, — пробормотала Гаечка обреченно.
— Еще как сделаешь! Просто поверь. Давай сперва я — к дрэку, и тогда уже станет ясно, как действовать дальше, я все вам расскажу.
— Точно сработает? — голосе Подберезной проскользнула надежда на благополучный исход.
— Точно, — кивнул я. — Но придется напрячься.
Я рванул к лестнице, одноклассники потянулись за мной.
На первом этаже я постучал в кабинет директора и вошел, не дожидаясь приглашения. Кабинет делился на две части: бОльшую, где заседала секретарша, и небольшую обитель дрэка. Сейчас секретарши не было, и на столе в беспорядке громоздились папки, а в кабинете стоял плотный коньячный дух.
Директор, видимо, снимает стресс.
Прошлый я поостерегся бы к нему заходить, и на пару мгновений меня охватило оцепенение, но я справился с неловкостью, постучал в дверь и заметил, что она чуть приоткрыта.
— Занят! — рявкнул дрэк.
Я сглотнул вязкую слюну и решительным шагом вошел к нему. Дрэк сунул под стол коньяк, шевельнул надбровными валиками, придавая себе грозный вид, но выглядел он жалко, как человек, у которого выбили из-под ног опору. Пока он не взбесился, заговорил я: