— Дело не в этом, и ты это знаешь. — Она постучала ручкой по подбородку, хотя ее блокнот лежал где-то на столе позади нее. — У тебя есть этот румянец.

— Румянец? — Мой взгляд переместился на часы. Еще пятнадцать минут, и я смогу уйти. Я обдумала варианты и решила, что не хочу выглядеть как оправдывающая. — Хм…

— Хм?

Я пожала плечами.

— Да. Хм. То есть, я не знаю, что мне на это ответить. — Моя улыбка не вызвала у нее никакой реакции.

Она просто изучала меня из-за очков в роговой оправе, которые, как мы обе знали, ей были не нужны, но она носила их, чтобы ее воспринимали всерьез на работе.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

— Нет.

— Уилкс пообщался с информатором, который сказал, что есть слухи об Андретти на территории Романо. Я спрошу еще раз. Ты хочешь мне что-то сказать?

— Дженн, выкладывай уже. Что ты хочешь сказать?

— Я говорю, что, по-моему, ты что-то от меня скрываешь, и мне придется записать это в твое досье.

Неужели она умрет, если будет выглядеть более раскаянной?

— Что? Дженн… — Я выпрямилась на диване, на котором лежала. — Ты моя лучшая подруга. Ты напишешь на меня заявление из-за какой-то безумной мысли, которая пришла тебе в голову?

— Это не безумная мысль. Это профессиональное мнение. Мы с тобой обе знаем, что я должна записывать все, что вижу. Я не могу делать исключения. Даже для тебя.

Но я была ее лучшей подругой.

Я потрясенно вздохнула.

— Это безумие. Ты можешь обрушить на меня град. Они могут вытащить меня из этой легенды.

Если подумать, это не должно было быть плохо. Наконец-то я смогу передохнуть и немного отдалиться от Бастиана, но, если честно, мне этого не хотелось. Ну и дела.

Дженн пожала плечами и отложила ручку.

— Я не буду писать на тебя. Я просто сделаю пометку в своем отчете. Это будет видно только Уилксу.

— Но…

— Альтернативой может быть ложь в моем отчете, что поставит под угрозу мою работу. — Она вскинула бровь, напомнив мне строгого профессора бизнес-психологии в Дегори, которого все ненавидели. — Ты просишь меня рискнуть работой?

Нет. Я бы никогда не попросила об этом… но мне пришло в голову, что если бы в такой ситуации Романо разговаривал с другим Романо, то никаких дискуссий не было бы. Преданность друг другу превыше всего. Они стирали границы, не задумываясь, когда нужно было защитить друг друга.

Будучи моим лучшим другом, я полагала, что Дженн, по крайней мере, будет колебаться, прежде чем совершить нечто подобное. Это поразило меня глубже, чем границы нашей дружбы. Это задело мою жизнь, каждый прожитый день. Я думала, что этот долг офицера правоохранительных органов и защита своей страны будут удовлетворять меня.

Но этого не произошло.

По правде говоря, я знала, что мои коллеги делают потрясающую работу, но лично я не чувствовала, что защищаю кого-то, и, несмотря на то что у меня были полчища коллег и лучшая подруга, которая, как я знала, в глубине души действительно заботилась обо мне, я чувствовала себя одинокой. Но за барной стойкой в L'Oscurita это одиночество ускользало, и я не замечала его до сих пор — сидела перед той, кто должна была быть моей лучшей подругой, но не могла ее узнать.

Она уставилась на меня. Я смотрела в ответ, изучая ее неумолимые черты. Каждая прошедшая секунда углубляла разрыв между нами, пока трещины не стали слишком глубокими, чтобы их можно было заделать. Мне хотелось схватить нитку и сшить кусочки нашей дружбы. А еще мне хотелось сбежать и начать все с чистого листа, где не придется сомневаться в мотивах каждого. Где я могла бы просто жить и быть собой, кем бы я ни была.

Однажды я пошутила, что мы могли бы вместе сбежать на Карибы, но в этот раз, представляя это, я не увидела ее рядом с собой.

Дженн вздохнула, встала, расправила складки на своем корпоративном американском брючном костюме и протянула мне руку. Чертову руку. Как будто мы стояли в Овальном кабинете или что-то в этом роде.

— Думаю, нам пора заканчивать. Было приятно снова увидеть тебя, Ари.

Я взяла ее руку в свою, и она крепко зажмурилась, пошатнувшись. Мои глаза метались по комнате, задаваясь вопросом, что, черт возьми, происходит, ожидая, что Эштон Кутчер вылезет из-под стола и скажет мне, что я стала панком.

Но ничего не происходило.

И только когда я вышла из здания и добралась до L'Oscurita на свою смену, я поняла одну из многих вещей, которые были не в порядке. Ваза, которую я подарила Дженн несколько лет назад на Рождество, была заменена на другую.

Она ненавидела эту вазу. В этом и был смысл. Подарок-прикол, чтобы она смеялась над ним каждый раз, когда меняла цветочные композиции, которыми была одержима, и видела, как они сочетаются с слишком желтым фарфором.

Но она так и не заменила его, и он год за годом оставался символом нашей дружбы, свидетельством расстояния между нами, которое могло увеличиться, но никогда не разлучало нас.