— Никита, мы не можем быть вместе, это противоестественно, ненормально, и я не готова простить тебя.

— Ты простишь, — он кивает и притягивает меня к себе за талию. — Простишь, детка. Я сделаю все для этого. Об одном прошу: не убегай и не забирай у меня моего сына.

По моим щекам текут слезы, я вижу, как Никита смотрит на меня тяжелым взглядом, будто вся ноша мира лежит на его плечах. Я чувствую, что он хочет изменить это. Верю в то, что он желал бы стать тем, кто облегчит мою жизнь и больше не будет усложнять. Он постарается вернуть ту улыбающуюся девчонку, которая роняла книги в библиотеке. Чтобы дальше без слез и боли, без разочарований.

Я вижу, как ему хочется сказать мне многое, как он подбирает новые слова, но ни одно из них не успевает произнести вслух, потому что за его спиной раздается ломкое:

— Так вот ты какой. Папка.

Никита оборачивается, и мы смотрим на нашего сына.

Сашка глядит на Ника с презрением. И я не могу его винить за это.

— Я боялся, что это ты, — говорит тихо, но твердо. — Черт, как же я боялся этого.

— Саш, — выхожу вперед и пытаюсь успокоить его, — давай поговорим.

— А ты? — Саша переводит взгляд на меня, и я ежусь от злости, которой он пропитан. — Вот так легко возьмешь и простишь?

Я реву, сын разворачивается и убегает, а следом за ним и Никита.

Глава 40

Никита

Сашка несется с такой скоростью, что я едва поспеваю за ним. Лечу чисто на адреналине. Тело после аварии еще не очень хорошо слушается, но я стараюсь вообще не обращать внимания на боль и тяжесть в ногах.

У входа в парк догоняю сына, хватаю за куртку, чтобы не вывернулся.

Держу что есть силы и прижимаю к себе.

Он как звереныш вырывается, сыплет проклятиями и матами. Игнорирую все. Пусть, сейчас он имеет право на любой выход эмоций, даже такой.

Я не знаю, сколько проходит времени, пока мы препираемся. Проходящие мимо люди притормаживают, но как только слышат из уст Сашки «гребаный папаша» и «ненавижу тебя за то, что ты так поступил с матерью», уходят, поняв, что это семейная разборка.

— Все, — прижимаю его к себе изо всех сил. — Все, Саш.

На секунду замираем, и я прикрываю глаза, запоминая момент, когда впервые обнимаю своего сына.

Он устало отталкивает меня и падает на ближайшую лавочку.

— Ненавижу тебя, — бросает мне.

— Знаю, — падаю рядом с ним и пытаюсь отдышаться.

Дури в Сашке — дай бог.

— Где ты, блин, был все это время? — выплевывает вопросы.

— Здесь, — отвечаю на выдохе. — Я ничего не знал о тебе.

Алекс быстро моргает и выпрямляется. Растерянно смотрит себе под ноги и бормочет:

— Мать не могла так поступить со мной.

— Твоя мама не скрывала тебя от меня, если ты подумал об этом, — говорю уже спокойнее.

— Тогда я ни черта не понимаю! — выкрикивает мне в лицо с пеной у рта.

Набираю в легкие воздуха:

— Когда Инга узнала, что беременна, она пришла ко мне и сообщила об этом.

— Значит, ты отправил мою мать на все четыре стороны с ненужным сопляком? — от Сашки искрит.

В силу возраста и темперамента он импульсивен. Уж мне ли не знать, каково это, ведь я сам столько чертовщины натворил по молодости.

— У меня были основания полагать, что ребенок не от меня, — сознаюсь.

— Какие еще нафиг основания? Можешь поговорить со мной нормально, как мужик с мужиком? — скатывается в истерику и размазывает слезы по щекам.

Мужик. Разве этот разговор соответствует его возрасту? Именно поэтому я тщательно подбираю слова.

— Я послушал людей, которые оклеветали твою маму. Ей не поверил, поверил этим дебилам.

— Тебе что, сказали, типа, она спит с кем-то еще? — боже, какой же он взрослый.

— Саш, — прокашливаюсь. Как, блять, говорить-то об этом?! — Оставь это нам с твоей мамой, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты понял — вина за то, что меня не было в твоей жизни, лежит только на мне. Твоя мама замечательная женщина. Самая лучшая. Но понял я это далеко не сразу. Она не врала тебе, я действительно тогда прогнал ее. Беременную тобой, да. Прошу, всю свою злость вымести на мне, Инга не должна почувствовать ни капли из нее.

— Ну ты и мудак, — шипит.

Киваю.

— Как давно ты знаешь, что я твой… я твой…