— На улице прохладно.

— Хочу кушать, — поглаживает по щеке. — Я голодная.

Так.

Недоумение меняется растерянностью. Мне надо покормить Афинку? А чем ее кормить?

— Хорошо, — неуверенно говорю я и спускаю Афинку на ноги. Она шмыгает, наблюдая, как я снимаю куртку. — Мне сначала надо переодеться, помыть руки…

— Ты в школе был?

— Да, — вешаю куртку на крючок.

Не буду говорить, что я сегодня решил прогулять математику. Просто взял и ушел. Не было настроения сидеть за партой и слушать про уравнения, которые никак мне не пригодятся в школе.

— А я в садик сегодня не пошла, — пожимает плечами и округляет глаза. — Прогуливаю, — хихикает и прикрывает рот ладошкой.

— А где мама и папа спят? — спрашиваю я, и у меня опять все холодеет внутри от жуткого предположения, что я могу найти их мертвыми.

Сбрасываю кроссовки.

Афинка, разворачивается и на цыпочках крадется в коридор, который ведет к спальне папа и его кабинету.

— Сюда, — Афинка оглядывается у приоткрытой двери комнаты папы. — Тут спят.

Отодвигаю Афинку в сторону, сжимаю холодную ручку двери, которую медленно и бесшумно открываю, задержав дыхание.

Заглядываю в комнату.

Спят.

Реально спят под одним пледом лицом к лицу. Живые, потому что я слышу, как посапывает мама, и вижу, как во сне у папы вздрагивает мизинец.

Так же медленно, как я открывал дверь, я ее закрываю. Отступаю и молчу. Афинка тоже молчит и смотрит на меня.

Я открываю рот, что выразить свое замешательство, но Афинка прижимает палец к губам и сердито хмурится, намекая, что нельзя будить маму и папу.

Закрываю рот. И озадаченно чешу затылок.

Такими темпами и единороги пролетят над нашими головами.

Афинка на цыпочках подкрадывается ко мне, берет за руку и тянет за собой.

Я безропотно следую за ней.

Папа и мама помирились?

Вряд ли.

Ничего, елки-палки, не понимаю, и та же математика, например, мне ничего не объяснит сейчас.

Афинка ведет меня на кухню.

Подводит к холодильнику, затем шагает к двери, которую закрывает и разворачивается ко мне:

— Хочу кушать.

А после взбирается на стул и шлепает ладошками по столешнице:

— Кушать хочу, Бойя. Я голодная.

Может, я увидел глюк?

На автомате мою руки со средством для мытья посуды. Вытираю ладони. Или я попал в параллельную реальность, где мама и папа опять вместе?

Заглядываю в холодильник:

— Фи, будешь бутерброды?

— Я не Фи! — Афинка покупается на мою провокацию. Губы обиженно надувает. — Сам ты фи.

— Фишка? — оглядываюсь. — Будешь тогда Фишкой. Точно. Буду называть тебя Фишка.

Хмурится. Обдумывает новое сокращение своего имени и сердито скрещивает руки на груди:

— Я — Афина…

— Богиня войны, — продолжаю я, копируя ее тон, — и победы. Как ты смеешь, смерд несчастный, называть меня Фишкой?

— Да, — раздувает ноздри, — а потом шепотом спрашивает, — а что такое смерд?

Задумываюсь и понимаю, что сам не знаю, что такое смерд.

— Плохой человек, — неуверенно отвечаю я и вытаскиваю из холодильника кусок ветчины, — которого никто не любит и не уважает.

Афинка молчит. Надо бы выяснить, что такое смерд, а то вдруг я сказал глупость и не понял этого?

Когда я достаю буханку хлеба, она категорично заявляет:

— Я не хочу новую тетю.

Настороженно оглядываюсь. Афинку уже успели с Дианой познакомить? Но ведь, если я не ошибаюсь, знакомство с этой мымрой с косой по пояс планировалось на время ужина.

Или они все переиграли и меня не предупредили?

— У нас же есть мама, — Афинка хмурится сильнее.

Глава 39. О простом счастье

Я должна была встать с кровати, когда Герман в нее решил лечь и вздремнуть, но я продолжила я притворяться, что сплю и не слышу его разговора с Афинкой.

Почему?

Это ведь даже хуже, чем поцелуй, потому что тут не идет речи о внезапной вспышке эмоций, которые всю тебя захватывают, и ты не можешь им сопротивляться, как в приступе эпилепсии.

Я помню наши дневные сонные часы с Борькой, которого мы укладывали между собой. Рассказывали ему глупые сказки и сами под них засыпали.

А Афинку мы лишили такого счастья спать днем между мамой и папой.

Да и самих себя лишили.

Сначала я все это как-то упустила, когда меня захватил азарт, что я могу свой бизнес и хобби вывести на новый уровень дохода и известности, а теперь вот лежу и притворяюсь, что сплю, потому что изголодалась по теплу и тихим нежным моментам, в которых нет вечной гонки. Да и вечная гонка меня интересовала лишь тогда, когда Герман был рядом.