Она подошла к терминалу, чтобы купить билеты, и по привычке стала махать запястьем над экраном. Почему не срабатывает? А, смартика же нет! Порылась в сумке и вытащила стальную пластинку с чипом – «карточку». До Инцидента их делали из пластика, не приходилось столько таскать с собой.

Осьминоги не испугались поезда, стояли и поражённо цокали. Но как только сели на деревянные кресла в вагоне, Тиэру словно прорвало. Она с прищёлкиванием восхищалась людской архитектурой:

– Дома с острыми крышами похожи на зубы акулы, это символизирует мощь и живучесть и, должно быть, отпугивает хищников. Какие поразительные цвета, бледно-зелёный, ярко-алый, словно ядовитая звезда! Хотела бы я ближе рассмотреть лишайник, что устилает то здание: ровный слой, небольшие зазоры между колониями.

Тиэра указывала на избушку станционного смотрителя, лицо скафандра светилось восторгом.

– Это краска потрескалась, – вздохнула Мира и добавила шёпотом: – Слушайте, вы можете себя по-нормальному вести? Народ оглядывается.

Рина говорила, они вполне сойдут за туристическую семейную группу: брат, сестра, папашка и гид. Но Винч роль гида играл ужасно. Он всё время напряжённо молчал, с опаской поглядывал по сторонам и резко одёргивал Араума, когда тот пытался залезть под сиденье или прилипал языком к стеклу.

– Чего лицо, как на похоронах? – шепнула Мира. – Улыбнись.

Винч растянул губы. Глаза при этом были тревожные, так что пришлось отдать ему очки с затемнёнными линзами. Мира пихнула Тиэру, которая всё рассыпaлась трелями, прошептала:

– По-человечески говори, все же смотрят.

На самом деле, на них не обращали внимания. Дети и взрослые крутили роллю – модную игрушку по типу круглой погремушки, которая трещит, если поворачивать ручки. Треск в вагоне стоял знатный, так что щелчки осьминогов тут бы вряд ли кто услышал.

Мира вздохнула с облегчением и достала электронную книгу, начала снова читать «Обломова». После двух страниц про то, каким боком помещик лежал на диване, она не выдержала – стала рассматривать вагон. К своему ужасу, за две лавки впереди заметила знакомый коричневый пуховик – это же Ютавич!

Наверняка он запомнил в лицо «туриста», да и Виктора Сергеевича тоже.

Стало не по себе. В твёрдом чехле за спиной сторожа явно был карабин. Хоть бы Ютавич не обратил внимания на «пустышек»! Мира изо всех сил пыталась настроиться на «расслабон».

Прибыли на вокзал, пошли в толкучке к выходу. Мира перед тамбуром оглянулась – и встретилась взглядом с Ютавичем.

Он её тоже узнал, закричал:

– Стрекоза! А ты чего тут?

Глаза его округлились: заметил Винча. Рядом с ним – Араума с огромным рюкзаком.

– Граждане! – завопил Ютавич, указывая на компанию. – Вяжите их, это шпионы инопланетян!

– Где, где шпионы? – заволновались старушки с корзинами.

– Полиция! – крикнул небритый мужичок.

Мира поняла: надо бить на опережение. Метнувшись вбок, нажала кнопку связи с машинистом.

– Слушаю, говорите! – раздался резкий механический голос.

– Тут мужчина с карабином, – доложила Мира.

– Не отвлекайте по пустякам, наверняка есть разрешение.

Нужно было срочно что-то придумать.

Загрязнение водоёмов приравнивается к терроризму, так как ставит под угрозу всё человечество. Мира зачастила:

– Он по дороге рассказывал, как бросал мусор с лодки в море, и видео есть! Михаил Ютавич Ким, четвёртый вагон.

– Благодарю за бдительность. Ожидайте.

Мира выскочила вслед за своей компанией. На перроне двое в синих костюмах экоохраны уже стояли по бокам от дверей поезда. Как только Ютавич пробился к выходу, его схватили под локти.

– Не меня, инопланетных гадов вяжите! – орал сторож. – Стрекоза! Видите, они и девчонку похитили, своей болванкой заменили!

– Не оглядывайтесь, не оглядывайтесь, – одними губами шептала Мира осьминогам.

С ниеттой не важно, насколько громко говоришь – она всё равно передаёт информацию.

Если Ютавича посадят дня на три, можно будет вздохнуть свободнее. Конечно, доказательств его террористической деятельности нет. Но пока следователи во всём разберутся, Мира проведёт терранавтов до «Склада» и вернёт к морю, а сама потом легко докажет, что никакая не «пустышка». Стыдно, конечно, перед сторожем, добрый он – только зачем в город поехал, зачем кричит и панику поднимает?