Шрифт:
Так и не повернувшись к нему, открываю бар и плещу себе коньяка ровно на палец.
– У меня к тебе тоже есть вопросы.
– Да? Удивительно, учитывая, что ты наверняка в курсе, что я абсолютно чиста перед законом.
– Речь не об этом, – в голосе Сидельника звенит с трудом подавляемое раздражение. Если бы я не знала его так хорошо, то, может, и не заметила бы…
– А о чем?
– О том, что тебя предупредили. Кто? Если даже я не сразу узнал.
– Какая разница? Разве важен не результат? Или ты бы хотел, чтоб меня на том обыске повязали?
– Не пори чушь!
Теперь раздражение Яр выплескивает на меня, не таясь. Его агрессия только подтверждает, что я не так уж и далека от истины. Делаю выводы и молчу, сцепив крепче зубы. Упрекать его в чем-то – не вариант. Он лишь обозлится. Мне такие враги на кой? Если бы еще так дьявольски внутри не болело…
– Тогда чего ты бесишься? Все хорошо, Яр.
– Мне не нравится, что у меня под носом происходит то, о чем я понятия не имею.
– Мне тоже, – делаю глоток коньяка. – Я хочу тихой спокойной жизни. И чтобы наше совместное прошлое не аукалось мне теперь. Я ничего у тебя не просила, Яр, но уж это ты должен мне обещать, тебе не кажется?
– С тобой не случилось ничего непоправимого.
Да. Но что ты для этого сделал, Яр?
– И на том спасибо. У тебя ко мне все? Я эти дни на нервах, хочется поесть и, наконец, выспаться.
В подтверждение своих слов закидываю над головой руки и сладко потягиваюсь.
– Что ты делала в центре репродукции?
Руки безвольно падают.
– А какое отношение это имеет к этой ситуации?
– Никакого. – Снова злится. – Я что, по-дружески спросить не могу?
– Можешь. Просто это как-то странно. Не помню, чтобы ты раньше интересовался моей личной жизнью.
– Это неправда. Ты мне не чужая.
Ярик шагает мне за спину и обнимает, крепко прижимая к себе за талию.
– А еще я чувствую себя таким виноватым… До сих пор.
Выкручиваюсь из его рук.
– Прекрати, пожалуйста. Все давно в прошлом.
– Да брось. В прошлом. Как будто я не вижу, как ты на меня смотришь. – Яр потирается лицом о мою скулу, волосы. А я, кажется, впервые за всю свою взрослую жизнь ничего кроме возмущения таким поведением не испытываю. – Да я и сам к тебе тянусь, девочка. Не могу забыть, сколько ни пытался.
– Яр, перестань. Это неправильно.
– Да и похер. Давай еще раз попробуем? – шепчет он, а я застываю в шоке, не веря тому, что слышу. – Хочешь ребенка? Будет… Все сделаем. Лучшие врачи, все передовые технологии… Я в этот раз так просто не сдамся.
Ну, просто охренеть!
– Не боишься, что развод разрушит твою карьеру? – вылупившись во все глаза, оборачиваюсь. Взгляд у Сидельника бешеный. Но даже сквозь него проступает вина. Охренеть, вот просто охренеть. – А, постой. Никакого развода не будет, верно? Ты хочешь, чтобы я согласилась стать твоей любовницей, Яр?
– Я тебе предлагаю семью, – набычивается Сидельник. Мне знакомо это выраженье лица. В конце концов, я знаю его всю жизнь. Ярослав долго запрягает, но если уж он на что-то решится, то потом его не остановить. – Все, как мы и хотели.
– За исключением того, что мне тебя придется делить с другой? – В полнейшем охренении от происходящего я зарываюсь руками в волосы. Руки немного дрожат. – Знаешь что? Давай-ка я сделаю вид, что не слышала этого. Ты просто перенервничал, ляпнул, не подумав. Бывает, так?
– Нет, Амалия. Я все для себя решил.
– И за меня, выходит, решил тоже? Напрасно. У меня давно своя жизнь. То, что ты предлагаешь, унизительно. У меня нет ни малейшего представления, почему ты решил, что я на это соглашусь.
– Ну а зачем еще ты бы стала окучивать моего сына?
– Что? – холодею я.
– Думаешь, я не в курсе, что он на тебя слюни пускает? Прибежал ко мне, поставил весь офис на уши.
– Кто прибежал? Когда?!
– Когда у вас начались обыски! Нет, конечно, спасибо ему большое, что он меня так оперативно вызвонил, но…
– К тебе пришел Дима? – перебиваю. – Серьезно?
– Дима, Дима, – сощуривается Сидельник, хищно на меня наступая. – Скажи-ка, милая, у вас с ним что-то было? Рвал он за тебя, как за свою. Что смотришь? У вас с ним что-то было, я спрашиваю? Ты спецом его охмурила, да? Чтобы мне насолить? И как? Он уже успел тебе присунуть?
Я не успеваю поймать свою руку. Она просто взлетает вверх и со всей силы впечатывается в его щеку, оставляя багровый отпечаток на пол-лица. Я в шоке. А вот Сидельник, наоборот, трезвеет. Его взгляд приобретает какую-никакую осмысленность. Он трясет головой. Я сжимаю дергающуюся от боли руку в кулак и осторожно убираю за спину. Эмоции между нами такие сильные, что, кажется, их можно пощупать.