Так вот, когда телефон звонит во второй раз за эти бесконечные дни, я едва не подпрыгиваю:

– Да!

– Привет. У меня хорошие новости…

Колени слабеют. Просто в один миг перестают держать. И потому инструктаж Гатоева о том, что мне делать дальше, я выслушиваю лежа на полу в позе эмбриона.

Бесконечные часы вынужденного затворничества тычут носом в то, что я вовсе не такая сильная, какой себя мнила. Просто после развода с Сидельником я не давала себе поблажек. Ни единого шанса раскиснуть. Планка требований, которую я для себя установила, была так высоко задрана, что я не расслаблялась, кажется, ни разу за эти годы. Потому и сама в какой-то момент поверила, что выковала в себе стальной стержень. Что мне все уже нипочем. Но… Нет. Ничего подобного. Такие встряски ломают кого угодно. Глупо отрицать, что я уже никогда не буду прежней.

Поднимаю взгляд к зеркалу заднего вида. Я совершенно не знаю эту женщину в отражении.

Громкий шум за окном заставляет втянуть голову в плечи. Внешний мир кажется пугающим и незнакомым. Похоже, мне придется заново учиться жить среди людей. За пределами мира, в котором только я и Гатоев.

Дрожащими руками завожу мотор. Чуть опускаю стекло, впуская в салон больше звуков. А вместе с ними в окно врывается дурманящий аромат весны. Сейчас расквитаюсь с делами и уеду. Как пить дать уеду в какую-нибудь деревню. Тупо смотреть на реку, дышать цветущими садами да густым сдобренным навозом черноземом.

Четко следуя инструкциям, оставляю тойоту на парковке одного из торговых центров и с бордюра беру другую тачку. В следующем ТЦ переодеваюсь. И снова еду. И меняю машину опять. Только четвертому водиле я называю родительский адрес. Родная сталинка. Знакомая дверь.

– Амалия!

– Пап… Папочка…

Надо быть сильной. Родители совсем старенькие. Иногда я забываю об этом – они у меня очень современные и какие-то невероятно легкие, но волновать их нельзя. Волнения в таком возрасте категорически противопоказаны. Все вроде получается, только губы сильно дрожат…

– Господи, ребенок, давай же! Проходи! Света, смотри, кто здесь… Мы как раз лепили манты. Сейчас на стол накроем. Ты голодная?!

– Конечно. Только умоюсь, ага? – смеюсь я и шагаю к расположенной по правую руку ванной комнате.

– Я всех на уши поставил, – шепчет отец мне в ухо, чуть придержав. – Всех. Ярика ­– так просто за грудки взял.

– Спасибо большое, пап.

– Показалось, он чего-то темнил.

Мои глаза встречаются с отцовскими. У нас они одной формы, одного цвета. Я хочу… я так хочу их передать своей дочке или сыну.

– Может, просто не хотел тебя волновать?

– Без понятия. Вот ты нам сейчас расскажешь, что тебе известно, и подытожим.

Ну не знаю. Даже если Сидельник и был готов меня слить, он этого не сделал. Не хочу, чтобы родители разочаровывались в нем. Все по той же причине – в их возрасте любые разочарования, а тем более разочарования такой силы, сказываются на здоровье. С другой стороны, если они порвут все отношения с Яриком, мне будет гораздо легче вытеснить его фигуру и из своей жизни.

– Амалька!

– Мам…

Обнимает, неуклюже выставив перед собой грязные от муки руки. Плачет.

– Я ночей не спала, так за тебя переживала.

– Ну ты что, мам? Что мне будет? Все-все. Не расстраивайся. Я умоюсь, и к вам. Ставь кастрюлю.

– Голодная, – шмыгает носом мама. – Осунулась вся…

– Мамуль, все уже хорошо. Я мигом в ванную.

– Если хочешь переодеться – на крючке чистый халат.

В итоге я еще и под душ забираюсь. Обманчиво кажется, что это реально – смыть с себя события последних дней. Но в горячей воде только размаривает. Сегодня я решила переночевать у родителей, поэтому халат – то, что нужно. Натуральный шелк, цветы сакуры на алом. Кажется, папа купил это кимоно в одной из командировок в Японию. Вообще, если пройтись по родительскому дому, можно составить летопись их жизни. Здесь полно всяких вещиц, купленных во время их путешествий по миру.

Я уже готовлюсь выйти, когда в дверь звонят. Опускаюсь на бортик ванны. Сердце колотится. И первая мысль – пришли по мою душу. Но потом я слышу знакомый голос, и паника отступает так же стремительно, как накатила, оставляя в теле неприятную слабость. Стиснув зубы, выхожу. Сидельник собственной персоной! И это прямо посреди рабочего дня.

– Привет. Ты чего здесь? Что-то случилось?

Мама с папой тактично удаляются, прикрыв ведущую в кухню дверь. Стискиваю на груди кимоно.

– А то ты не знаешь. Черт… – Яр проходится по волосам пятерней. – Прости, Амаль. Я где-то что-то недосмотрел.

– Бывает. – Пожав плечами, прохожу дальше по просторному коридору к гостиной. – Надеюсь, ты сделал выводы, и я могу спать спокойно. Как-то не хочется, знаешь ли, попадать в такие ситуации впредь.

– Какие такие?

Спиной я, конечно, его не вижу. Но готова поспорить, что он, сощурившись, шарит по моей спине взглядом.

– В том-то и дело, что я не знаю! Одно понятно – без тебя здесь не обошлось. На что меня хотели обменять? Какие уступки от тебя требовались? И смогла бы я выйти сухой из воды, если бы вовремя не залегла на дно?