Я ударил мячом о газон, выискивая, кому бы подать. Бросил на правый фланг недооцененному нашему Бураку, который Микробу уступает только тем, что он не одаренный. Бурак понесся в центр, пяточкой передал Клыкову, тот — Лабичу…

Свисток на перерыв. То есть «мяч в раздевалку». Очень неудобный и неправильный гол.

— Я не понял, — сказал тренер, когда все расселись на скамьях. — Я ничего не понял. — И взял розгу.

Неужели и правда кого-то лупить будет? Я даже знаю кого.

— Так Саня… — забормотал Сэм.

— Нет, про Саню я понял. Саня! — Он ударил лозиной по руке. — Ты еще пропустишь?

Я встал и отчитался:

— Оправдываться не буду. Виноват. Костьми лягу — ни одного не пропущу.

Хотелось сказать «клянусь», но я смолчал. Таким не клянутся. Вот если наши второй гол забьют, включу «лучшего». Если бы сразу это сделал, не было бы тех двух голов! Мы бы гарантированно выиграли, и все заткнулись бы, признав нашу команду достойной играть в вышке. А я спустил на тормозах, не хотелось мне ловить болезненный откат. Но тут как: если откат, то и мяч.

— Ну, вот… Нерушимый не пропустит. А вы помните, какой был лозунг у «Спартака» еще совсем недавно? Молодые… Истории не знаете. Они говорили: вы забьете, сколько сможете. А мы — сколько захотим! Вот сейчас они смогли… Слышите? Они смогли — и забили. И Саня сказал, что больше не смогут. Ну? Сколько вы захотите?

— Три, — сказал Рябов.

— Пять! — припечатал Сэм, вставая. — Мечтать… короче, братаны, работать так работать! Покажем этим котакбасам, кто такие титаны, есть же!

Ну вот. Если Сэм ругается по-казахски, значит, будет рвать и метать. Ну, поглядим.

— Значит, идите и сделайте это! — Димидко взмахнул руками, как дирижер, и все поднялись, исполненные злой решимостью.

Матч начался как будто с самого начала. Наши понеслись, понеслись, сосредоточенные и злые. Это была не атака, продиктованная отчаяньем, а продуманная и грамотная работа.

В свою очередь я разжег огонь за грудиной, но не дал ему разгореться, чуть пригасил, чтобы не захлестнуло, как в прошлый раз. Затем направил жидкий огонь по телу, равномерно распределил и ощутил подъем. Не воспарил, а сосредоточился.

Пас вперед. Пас на бровку к Бураку. Пас от бровки к бровке. Микроб блинканул вперед, обойдя двоих защей, как стоячих, и передал мяч открывшемуся Сэму. На Бекханова спикировал центральный защитник, сам о него ударился и покатился, надеясь симуляцией остановить атаку.

Я встал на цыпочки. Ну, что там? Старая практика «убейся о Бекханова»!

Типа пострадавший покосился на судью, но тот все видел и свистеть не стал. Однако маневр на секунду замедлил Сэма, сбил с цели, и, пока его не блокировали, он ударил по воротам.

Наши защи сдвинулись, закрывая обзор. Ахнули трибуны, кто-то замахал флагом, но тут же его опустил. Мимо?

— Что там? — крикнул я, косясь на арбитра, который…

— Штанга! — обернувшись, крикнул Егор Борода.

— Твою мать!

Я рукой привычно кинул налево, на Микроба. Тот, будто паровозик по рельсам, понесся по своему левому краю, и четко уткнувшись лбом в грудь защитника, отправил мяч правее. А туда налетел Самат! Принял, сделал красивую вертушку, крутнувшись вокруг своей оси. Выкатился на ворота… И опять не ударил! Катнул чуть правее, дальше, а там — неторопливо бегущий, да почти идущий пешком Рябов!

Я сместился к штанге, силясь разглядеть ситуацию на поле. Как же хотелось взлететь туда, к дронам, которые видят все сверху!

Антон просто ткнул пыром перед собой. И попал в мяч, направив его в ворота. А вратарь опять сосредоточился на том, кто угрожает, и сдвинулся левее. Там же опасные Сэм с Микробом! И — гол! Сравняли — 2:2!

Такой простой, бесхитростный и милый сердцу гол!

Заорали, запрыгали трибуны, начали обниматься-целоваться. Спартаковские болелы, выкрикивавшие оскорбительные речевки, притихли, лишь некоторые посвистывали и дудели, и даже в, казалось бы, стандартных звуках слышалась крайняя степень возмущения.

Но тут остается только принять факт. И этот гол точно на удачу не спишешь. Это — мастерство!

Свинов упал на колени, закрыв лицо руками. Наши замельтешили в центре поля, обнимаясь, братаясь и посылая воздушные поцелуи ликующим болелам.

Огромным усилием воли я заставил себя остаться на месте, но Рябов подбежал и ко мне, пожал руку.

— Ну красавец! — воскликнул я, сложил руки тоннелем, поднес ко рту и проорал: — Бекханов, браво! Микроб, ты — демон! Демонический микроб, епта!