Он потянулся к светлячку. Воздух сгустился, сделался душным и горячим, как в бане. Закололо сердце. Одно, другое, десять; невыносимое количество сердец. Пот тек ручьями. Он отчаянно пытался выйти из себя, оказаться снаружи, дотянуться… Граница не пускала. Сознание заволокло кровавой мутью. Маленькие солнца вспыхивали и взрывались фейерверками.

Рухнула темнота.

…проявляются люди, которых не видел двадцать пять лет. Беспокоятся, помогают словом и делом. Интернет раскалился добела, я греюсь у этого огня. Пишут, делают, спасают. Встречают, селят, кормят, возят.

О друзьях и не говорю. Они рядом каждую минуту. Плечом к плечу.

И напротив: те, кто вслух называл себя другом, исчезают как не бывало. Двух слов не напишут. Боятся? Не хотят? Возненавидели по разнарядке? Какая разница…

— …очнитесь! Что с вами?!

Веки — крышки водопроводных люков. Поднять их — титанический труд. «Поднимите мне веки!» Он все-таки справился. Титан, не иначе. Сфокусировать взгляд удалось не сразу. Из разрозненных мутных пикселей сложилось встревоженное лицо Ани.

— Слава богу, очнулись! У вас жар! Вы бредили.

— Не вышло. Не получится.

Слова выдавливались подсохшей пастой из тугого тюбика.

— Что не вышло?! Что не получится?

— С машиной. Ничего не получится.

— Вы бредите?!

— Нет. Пить хочу…

Он заворочался, выбираясь из постели. Вялость и ломота во всем теле заставили его вновь откинуться на подушку. Белье насквозь пропитал липкий пот. Саднило горло.

— Лежите, я принесу!

Он пил противную теплую воду: долго, жадно. Холодной Аня ему не дала: еще сильнее простудитесь! Послушно выпил мутный раствор «Нимесила», таблетку «Седалгина».

— А теперь слушай. С автомобилем надо заканчивать. Только время и силы зря потратим. Надеюсь, твои ребята что-нибудь сами решат.

— Уже решают! Им обещали…

— Вот и хорошо. Без нас у них все получится. А с нами — нет. Деньги…

— Найдем куда потратить! — лицо Ани прояснилось. — Столько всего купить надо! Лекарства, продукты, бензин. Очки тактические, тепловизор…

— Вот и займись. А об автомобиле забудь.

Аня отвернулась. Он тоже не хотел сейчас видеть ее лицо. Боялся прочесть что-нибудь такое. Ну, такое.

Отлеживался с неделю.

Временами, переводя очередной донат, ловил себя на раздражении: горьком, кислом, не поймешь. Почему это все не может обеспечить государство? Почему волонтеры ночи не спят, мотаются под бомбами на передовую, по улицам обстреливаемых городов, доставляя военным и гражданским необходимое?! Почему страна отдает последнее, скидывается кто чем может?

Вопросы были риторическими. Он знал ответ: горький, кислый. Да, война, разрушены мосты и дороги, восток и юг оккупированы, половина предприятий не работает. А вдобавок к этому — жирные лоснящиеся тромбы на перекрестках транспортных путей.

Тромбы были там и до войны. Будут и после.

Племянник время от времени выходил на связь. Краткие сообщения, иногда звонки – в основном, жене. Все норм, помыться-постирать есть где, кормят от пуза. Связь есть, но не всегда разрешают. Каску, броник, запасные берцы выдали. Комары достают. Спрей? Забыл купить. Врага пока не видел. Только окопы вдалеке. Непонятно, есть там вообще кто, или нет. А к нам ночью ёжики приходят, фыркают. Возмущаются: чего это мы тут шаримся? Мы им: мы свои, идите орков шугайте! Они и уходят.

Шутит — это хорошо. Многого недоговаривает. Мест впрямую не называет, только обиняками, шифрами: «Помнишь, мы в позапрошлом году на фест ездили? Так это совсем рядом».

Молодец, правильно.

После таких звонков он работал как безумный. Арт-проект, репосты, выкладка последних записей из дневника — их осталось мало, а новых он не вел. Ему писали в личку, в закрытые чаты. Просили найти людей, кто сможет встретить на границе украинцев, депортированных в Россию. Тех, кто вырвался через страны Балтии в Евросоюз и возвращался на родину через Польшу, Венгрию, Румынию. Он писал, звонил, находил, состыковывал. Просили помочь с переправкой лекарств из Германии. Просили…

…Прибыли. Вокзал. Тысячи беженцев. Вавилонское столпотворение. На удивление, не особо шумное. Все пришиблены войной и бегством, а потому ведут себя достаточно тихо. Медицинские палатки. Костры и мангалы, на которых волонтеры готовят еду и раздают ее беженцам…

Полночь.

— Звонил Антик. У них блиндаж разбомбило.

Сначала не понял. Какой Антик, какой блиндаж? Блин, Антик! Так Аня зовет Тошку. Запоздало содрогнулся от ужаса, выдохнул: раз звонил, значит, живой!