Нормальный мужик, сказал он себе. Все хорошо. Все нормально.

Тревога не проходила.

Он снова открыл карту, дал увеличение — и как в прорубь, ухнул в сосудистую систему. Сам в себя; не во сне — наяву. Живой анатомический муляж с содранной кожей и обнаженными мышцами, схема в анатомическом атласе. Камень, привязанный к ногам, потащил на глубину, пронизанную ветвящимися жилами. Вены, артерии, малые сосуды, капилляры. Клеточная структура. Городки, поселки, складки местности — складки одеяла, небрежно брошенного на кровать.

Сбилось дыхание. Полыхнул жар. Тело лихорадило, тело сражалось с болезнью. С войной. Глубже, еще глубже… Локализация. Вот сосуд, по нему ползет эритроцит — машина. Водителя за рулем он не чувствовал, словно того и не было. Потянулся вперед, обгоняя шустрый эритроцит, скользнул за изгиб артерии — и уперся в распухший, как насосавшаяся пиявка, тромб.

Объезд! Срочно найти объезд!

Он в панике заметался. Превратился в амебу, выпустил десятки ложноножек. Каждая из них начала жить своей отдельной жизнью. Есть! Нащупал! Тонкая жилка отходила вправо от основного сосуда. Проселок? Куда ведет? Ага, на юг. Потом на юго-запад, через село. Здесь можно снова выбраться на трассу-артерию, оставив тромб позади.

Он не знал, как сумел вслепую набрать номер. Чудом, не иначе.

— Степаныч! Впереди жопа!

Ответа не расслышал.

— Жопа, говорю! Знаю, и всё. Будет съезд вправо — сворачивай туда. Проедешь капилляром…

Идиот, отдалось в ушах. Пьяный, что ли?

Звук пропал.

— Проселком езжай! Через село, на развилке налево. Вернешься на трассу. Степаныч, родной, делай, что говорю…

Душно. Жарко.

Кто это? Аня? Что-то спрашивает.

— Я на связи. Веду груз. Все потом.

Аня качнулась назад. Закусила губу, тихо прикрыла дверь.

Что было дальше, он не помнил: обморок. Пришел в себя от ожога: багровый сполох тревоги. Разрыв сосуда? Мышечного волокна? Сухожилия?!

Мост.

Разрушенный мост.

Связаться со Степанычем удалось с третьего раза. Пальцы не слушались, промахивались. Да и где они, эти пальцы? Есть ли?

Степаныча он слышал. Он не слышал себя.

— Ты что, с дрона следишь? Через спутник?!

Через спутник, беззвучно орал он, срывая горло. У меня ЦРУ на второй линии! Крик позволял оставаться в сознании.

В трубке сопели. Бранились.

Пробились голоса.

— Гнат, поднажмите. Время на исходе.

Это он говорит? Это правда он?

— Что за спешка? Все ОК, доедем, доставим.

Ага, волонтеры. Перекинули груз к себе. Довез Степаныч, не подвел. Теперь груз пойдет дальше, до передовой.

— Кокоша, прибавь газу.

— Слушаюсь, командир!

Пропало чувство времени. Он не понимал, сколько прошло, пролетело секунд, минут. Сейчас он плохо отличал секунду от минуты. Купаясь в безвременье, позволил себе надежду: порядок, успеваем…

И тут разверзся ад.

— Быстрее! Сейчас будет обстрел!

Кто кричит? Он? Кому?!

Плоть, густо пронизанная жилами, мерцала опасной рябью. Так мерцает гладь пруда под первыми каплями дождя. Где-то там по ухабистой дороге несся темно-зеленый «Ниссан». Лесополосу проредили снаряды: не сегодня, раньше. Зеленели поля с уродливыми оспинами воронок. За ручьем виднелись руины села.

Он был дорогой, лесополосой, «Ниссаном». Был полем и воронками, и разоренным селом. Был сплетением вен; кровью, несущейся по ним. Жар наддал, разросся, превратился в адское пламя. Огонь объял его с головы до пят, до костей, до души. Он закричал, поперхнулся, задохнулся криком…

Прилетело.

Позади «Ниссана» взлетели обломки асфальта. Воздух наполнился дымом и пылью. Ему показалось, что взорвался он сам. Горло драл кашель.

— Быстрее! Гони!

— Вправо!

Кашель, не кашель — он орал что есть мочи. Вряд ли в трубку, но сейчас это не имело значения. Телефон был у Гната, только услышал и Кокоша. Резко вывернул руль, машину занесло. На том месте, где она была, вырос дымный куст, разбросал убийственные шипы-осколки. Вылетело заднее стекло, корпус «Ниссана» испещрили пробоины. Но машина была на ходу, а ребята — живы.

— Прямо! Гони!

Из горла рвался горячечный хрип. Дракон выдыхал пламя. Он был драконом; был пламенем. Малый круг ошейником сомкнулся на горле: давил, душил, убивал. Держал в воздухе, над происходящим: так петля держит повешенного.

— Тормози!

Ахнуло впереди, в нескольких метрах. Обломки асфальта забарабанили по крыше. Треснуло лобовое стекло.

— Давай!

Взрывы остались позади. «Ниссан» свернул на проселок, покатился, вздымая тучи песка из-под колес. Нырнул под кроны сосен.