Наиболее уязвим, несомненно для людского оружия кентавр, неподвижно стоящего (не считая хлещущего беспощадно по собственному крупу хвоста) под защитой бромидов. Однако его уверенность в себе крепилась не только благодаря наличию рядом бесплотных мертвяков и могучего черного рыцаря.

Когда, по убеждению Монстра, вся Вьена собралась перед ними, не меняя позы, заговорил – именно заговорил! Красавец-кентавр (Ундерман заверял, что они – на Земле являющиеся вымышленными существами – называются именно кентаврами, а никак-то иначе) по-прежнему горделиво и презрительно взирал на «мелких» людишек, словно лев на – свору гадких гиен, трусливо ожидающих в сторонке, когда царь зверей налакомится пойманной дичью. Жутко-черные мертвяки пальцами одной руки (левой – все, как один) удерживали – каждый свою – стрелы заряженными на дуге столь же черных луков.

– Не долее, чем вчера, наш великий Бэрайя-маг потерял связь с целым патрулем смарагдов, чего не случалось уже очень давно, со времен войны, – его голос почти ничем не отличался от обычного человеческого, разве что звучал сильно, мощно, властно, словно усилен четко отлаженным мегафоном (разумеется, никто из аборигенов и слыхом не слыхивал ни о каком мегафоне) – так что Монстра слышали отчетливо все без исключения. – Перед гибелью отряда великий Бэрайя-маг сумел увидеть «глазами» копейщиков весьма необычных созданий, действующих как единое целое – зашипованного, словно еж, с желтыми белками демонических глаз, гигантскую бронированную крысу, кою ни в коем разе невозможно перепутать ни с какими другими крысами. И два рыцаря. Судя по характеристике звуков и слов, которые они издавали – юноша и девушка. Могу сказать – вьенцы очень сильные воины, но недостаточно, дабы навсегда уже упокоить цельный патруль скелетов, неважно, смарагдов, ротов или гинеид. Но сие с легкостью проделала четверка невиданных и неизвестных доселе могучих существ. А, судя по вашему традиционному гостеприимству, они у вас. Выдайте их нам и тогда клятвенно обещаю: ни один дом во Вьене более не воспламенится, ни один вьенец не пострадает! Ну? Кто приютил их у себя?

Слова Монстра (ну и прозвище у безголового рыцаря! Или имя?) не возымели никакого действия на гордых вьенцев – словно и не им грозил в случае отказа от исполнения его советов разгромом и смертью. Хотя все-таки возымели – но прямо с противоположным эффектом. Глаза людей заполыхали праведным огнем – у всех как одного, за исключением несмышленых малышей; на лицах читалось явственной презрение ко всему бэрайевскому отродью и готовность принять опрометчиво смертоубийственный – для самих же людей – бой. Четверка бросилась, не задумываясь, в схватку со скелетами, спасла князя с дружинниками, едва не потеряв своего воина. И после всего их выдавать этим прихвостням?!! Ни за какие посулы.

А один из вьенцев, плечистый и жилистый мужчина двадцати двух весен отроду, хлестнул, будто плетью, издевательскими словами:

– Вы – трусливее овец, червивые пожиратели падали, жуки-навозники, не сумели управиться с двумя юношами и одной девочкой, проиграли схватку детям, от страха приняли их за – смешно сказать! – демонов! А нонче в ужасе пришли за их смертью аж два полководца, кои прячутся за тупыми мертвяками, с пол сотней луков наготове!

Князь, умудрившийся каким-то образом сквозь плотную толпу пробиться в первые ее ряды, мысленно напрягся, тяжело выдохнул воздух, до скрежета сжал здоровые крепкие зубы. Если Монстру безразлично, что о нем говорят и думают, то Калимнула едва ли простит злую критику в свой адрес – вон как напряг кулаки, глаза потемнели от ярости, лицо перекосило от злобы, а хвост вдруг резко перестал бить по бочинам. Он-таки высмотрел острослова и уже через несколько мгновений в пятнадцати локтях над бромидами вспыхнул золотом заряженный лук. Еще один удар сердца – и матово поблескивающая черная стрела с хищно-изящным оперением пустилась в полет. Крикун даже не свершил попытки увернуться от нее или как-то спасти свою жизнь – сзади стояла его младшая сестра, коя досталась в ином случае ей бы. Из его проткнутого насквозь горла заструилась кровь (после того, как в буквальном смысле исчезла в никуда стрела, а за полсекунды до нее – орудие, выстрельнувшее оной).

Ундерман Клармаркай почувствовал внезапно навалившуюся непомерно тяжелым кулем смертную усталость, не смотря на раннее утро – оно считается временем, наступающим за благотворным отдыхом и сном для свободных людей. Боги, за что столь суровое наказание?

Народ Вьены в панику из-за смертоубийства сородича отнюдь не намеревался впадать и смиряться с создавшимся положением вещей не желал ни за какие посулы. Оружие послушно скользнуло в руки вьенцев из крепежных петелек и ножен – и бесшумно: металл для носки, крепления и хранения клинков мало кто использовал. Вьена, как одно целое, поднялась на безнадежную борьбу с супостатами, за два дня убивших беспричинно трех родовичей.

И князь отлично представил, что произойдет, ежели люди не опустят оружие обратно в петельки: бромиды – искусные стрелки, – меньше, чем за минуту нашпигуют их всех до единого отравленными стрелами, присем ни одна вражина не пострадает, не сойдет с места в отступлении. Глупо, о-очень глупо погибать вот так.

Впервые князь вьенский, как ни старался, не смог достучаться до разума своих людей: долг крови, даже нет – Долг Крови, – требовал отмщения. И народ медленно перешел в наступление, словно князь и не князь вовсе, никчемный дурачок, пустослов. И ему ничего не оставалось делать, как обнажить добротный клинок в очередной раз за чрезмерно мизерный для относительно спокойной деревни срок. Но и в сторонке стоять, когда люди гибнут, негоже…

… однако ж погибнуть им не суждено, потому как чужаки законы гостеприимства немного чтят, ведь в их крови (пусть и не всех) есть еще немного человеческой ДНК. Четверо юных воителей оттолкнулись от коньков крутоскатных крыш двух соседних домов, взвились в воздух далеко, презрев на краткий миг закон всемирного тяготения, и пущенными с катапульт снарядами приземлились перед полукругом зловещих лучников в разных местах. Под ногами (и лапами) поднялись легкие облачка пыли, вьенцы невольно замерли, узрев сие невиданное доселе действо, кентавр невольно вздрогнул, будто совсем рядом молния с грохотом ударила.

– Не вмешиваться!! – прогромыхал басовито Зверь, обращаясь к глупому люду, и первым мертво вцепился пятерней в костлявую руку, удерживающую лук, ближестоящего бромида, заглянув, в буквальном смысле слов, коротко в глаза смерти.

Вождь несказанно обрадовался эффектному пришествию спасителей. На сей раз он внял разуму вьенцев и заставил их отойти на более безопасное от схватки расстояние. Люди не забыли и про умерщвленного сородича.

На четверть мгновения позже Зверя атаковали врагов и остальные.