Шрифт:
— Что ты делаешь? — Алиска приваливается к плечу. Опять полушарием.
— На полу места больше, — плюхаюсь на устроенное лежбище.
Алиса тут же пристраивается рядом и немедленно запускает мне руку под футболку. Руку её не отстраняю, это выше моих сил, но строгость проявляю:
— Девушка, прекратите ваши порочные поползновения. Это я к вам в окно влез, а не вы ко мне. Я должен к тебе приставать, а не наоборот.
Так бы она и послушалась, ага. Мне снова показывают язык. Пока отвлекался на разговоры, рука сама начала гладить её коленку.
— Бабушка нас не услышит?
— Не-а, — Алиса мотает головой и приступает к развратным действиям: скидывает рубашку-балахон.
Опять голая! Все мысли, опасения, посторонние эмоции уносит из сознания со свистом.
— Я один раз вышла ночью, задела пустой бидон. Он с таким грохотом покатился, думала — всё. Щас бабушка проснётся и задаст. Не-а, даже не ворохнулась… — торопливо шепчет девушка.
Сам не замечаю, как оказываюсь без футболки. Алиса нетерпеливо наваливается на меня, не дожидаясь, пока скину спортивные штаны. Опять взбирается на меня. Шалишь, девуля, по твоему сегодня не будет. Опрокидываю её на спину. Перед тем, как накрыть полушария ладонями, мимолётно и приятно удивляюсь. Против силы тяжести не попрёшь, но они упрямо возвышаются.
Затем меня — нет, нас обоих — накрывает тайфун тактильных ощущений. Пламя в паху встречается с костром в девичьем лоне. Алиса нетерпеливо двигает бёдрами навстречу. И сегодня нам ничего не мешает…
Примерно через четверть часа безумия под аккомпанемент бреда, который шептала Алиска, удовлетворённо отваливаюсь. Не только в сексуальном смысле удовлетворённо. Я реабилитировался за прошлый позор, мне удаётся довести Алису до приступа судорог и криков, которые успел заглушить прижатой к губам ладонью.
Сам не замечаю, как засыпаю. Алиса, та просто непринуждённо переходит из полуобморочного состояния в сонное. Насколько могу судить…
Утром меня будит полоса жаркого света из окна. Щурюсь. Чудное утро, всегда бы так просыпаться рядом с прильнувшей обнажённой красавицей. Совершаю для себя важное открытие. Самый яркий, возможно, главный элемент счастливой жизни — засыпать и просыпаться вместе с любимой девушкой.
На мои движения Алиса открывает глаза, сонно потягивается и, дав себя рассмотреть, целомудренно накрывается одеялом.
— Ты куда? Рано ещё…
Часы на комоде показывают полшестого.
— Как куда? Мне надо в своей комнате показаться, а то бабушка заметит, что меня нет.
Бабуля, кстати, уже встала. Корову отдоить и в стадо проводить. Мои парни, кстати, их пасут. И с того момента, как мы взялись, местные не нарадуются. Скотина под строгим приглядом, никаких эксцессов, как раньше. А то не меньше раза за лето пастухи обязательно напьются, стадо разбредётся и чего-нибудь нажрётся. Корова — тварь тупая, если набредёт на пшеницу-зелёнку, то жрёт её от пуза. Любит её. А недозревшая пшеница в желудке начинает разбухать, выделять всякие парниковые газы, животину раздувает. Короче, погибает корова, если не принимать экстренных и способных шокировать изнеженного горожанина мер…
— Прикройся, а то наброшусь, — предупреждаю честно на провокационно отброшенный верх одеяла.
— Подумаешь, испугал, я с пятнадцати лет ждала, когда ты на меня набросишься…
Что мне оставалось делать? Задержаться ещё на четверть часа. Кое-как успел проскочить к месту официальной дислокации.
Зато после официальной программы — зарядки, очистки коровника, пробежки до речки — во время утренней интеллектуальной подкормки искина Алиса меня не беспокоит. Вплоть до самого обеда.
— Что-то ты сегодня, как варёная, с утра, — замечает бабуля.
Напрягаюсь и конспиративно делаю вид, что никак ни при делах. Алиска беззаботно отмахивается:
— Заснуть долго не могла…
Фактически сдаёт меня, но бабушка внимания не обращает. Мало ли что там у девочек случается. Кроме мальчиков…
11 июля, пятница, время 10:50.
Березняки, свекольное поле.
— Зараза! — ругаюсь под лёгкую усмешку «башибузука» Андрея.
Андрюха уже второго зайца подстрелил, а я никак не могу счёт размочить. Нельзя сказать, что зайцев тут видимо-невидимо, но водятся. Селяне выращивают пшеницу, ячмень, другие злаки, свёклу, морковку, а всякая живность приходит на эти поля пастись. И сельские угодья превращаются в охотничьи. Для коршунов, сов и других ястребов есть стада полевых мышей. Они и зайцем не побрезгуют, но с взрослым им справиться трудно, зато нам — в самый раз.
Поднимаю стрелу, от которой ушёл косой. Делаю знак Андрею — не трогай его, он мой! Понимаю свою ошибку, осторожно иду, разглядываю каждый рядок. Особенность охоты в поле — хорошо видно только в одну сторону, зато далеко.
— Тци-тци, — Андрюха негромко цыкает, привлекая моё внимание.
Далее разговор языком жестов:
«Он впереди на двенадцать часов от тебя».
«Там?».
«Да. Расстояние три с половиной метра».
«Принято».
У него угол зрения лучше, со стороны смотрит и вперёд на несколько рядов ушёл. Отхожу в сторону, отдаляясь от Андрюхи метров на восемь. Если вспугну, выгоню под него. Аккуратно и медленно переступаю ряд за рядом. Боком, держа лук наготове. На ряд, где должен сидеть косой, не захожу. Очень медленно наклоняюсь вбок. Не вижу. Возвращаюсь в прежнее положение продвигаюсь метра на два. Опять высматриваю. Вот он! Замираю и медленно-медленно выпрямляюсь, натягиваю тетиву.