Смущение настигает Алису сразу после того, как она впечатывает поцелуй в районе губ. Что действует на меня почти как контрольный выстрел. С трудом восстанавливаю равновесие на одеревеневших ногах. И с ещё большим трудом выныриваю из Алискиных глаз, оставив там, в глубине, все мысли, сожаления и воспоминания. О Полинке и других Синегорских девчонок, университетских девчонках и Кире Хижняк… а это кто такая?

— К-хм-м, ты выросла… в другом месте я тебя мог и не узнать… — звуки собственного голоса глушатся звоном в ушах от мощного кровотока.

Порозовевшая девушка — девочка остаётся в недалёком, но прошлом, — чуть улыбается и треплет за волосы Кира. Тут наступает время смены караула, и меня берёт в охапку бабушка, а папахен бережно обнимает Алису.

«Человека со слабым сердцем такая бурная встреча может и убить», — думаю во время переноски тяжестей в дом. Штучки папахена, он нарочно не стал заранее предупреждать о приезде. В какой-то степени он прав, неожиданная радость кратно сильнее ожидаемой.

Подумывал сразу из Москвы сюда рвануть, мне так даже легче было бы, пусть и дальше ехать. Но мои обиделись бы. А ещё, кроме удобства прибытия на машине, не надо думать о подарках. О них позаботилась мачеха. Ей, как женщине, легче. Я даже не знаю, что там в пакетах.

Нас всех троих чуть ли не с порога отправляют в баню. Нам только дров подбросить и водный баланс восстановить. Наши женщины как раз оттуда пришли и чаем на веранде баловались.

— Ты бы так не резвился, — осуждаю папахена, который щедро плещет на злобно зашипевшую каменку.

И спрыгиваю на пол, где уже спасается от жары Кир. Папахен самодовольно посмеивается:

— Хлипковаты вы ещё для настоящей бани!

— Во-первых, сначала не про баню, — натираю мочалкой тощую Кирову спину. — Такими внезапными сюрпризами ты бабулю в гроб вгонишь. Стресс, даже положительный, это стресс. Сердце схватит — и капут. Чё будешь делать? Дом продавать? Переезжать сюда?

Папахен задумчиво нахлёстывает себя веником. На лице написано: «Как-то я об этом не подумал».

— А что во-вторых?

— А во-вторых, устойчивость к банному жару сильно зависит от массы и размеров тела. Это я тебе как физик говорю. Так что не вздумай с Киром так резвиться. Это я — умный, знаю, что нельзя, а он тебя послушает и тепловой удар схлопочет.

— Причём тут размеры тела?

— Ты в два раза массивнее меня, поэтому прогреваешься намного медленнее. Насколько, не могу сказать, считать надо. Но значительно. А Кир на твоём месте вообще мгновенно в цыплёнка табака превратится.

Просит поработать над ним веником. Мне как раз Кир заканчивает спину тереть.

— Сначала поводи… — папахен затевает инструктаж.

— Плавали — знаем.

Голове горячо, но терпимо. А когда разогнал веником скопившийся под потолком жар, стало совсем легко. Папахен кряхтит блаженно, мы с Киром хихикаем.

— Странные чувства испытываю, поднимая руку с веником на отца…

Папахен тоже ржёт.

После бани спим, как коней продавши.

29 июня, воскресенье, время 10:35.

Село Березняки, бабушкин сад.

Графики максвелловских распределений, пленяющие моё сердце своей красотой, закрывает ладошка с горкой соблазнительнейших клубничин. Уже мытых и очищенных. Не даю себе труда воспользоваться руками, я на них опираюсь, читаю лёжа. Ем прямо с Алискиной ладошки.

В конце процедуры девочка хихикает от щекотки. Хотя какая девочка! Уже сформировавшаяся девушка, на которую смотреть лишний раз опасаюсь, так хороша, что боюсь, на смех людям, слюна потечёт.

— Какие страшные книжки ты читаешь, хи-хи, — высказывает мнение с высоты своей сногсшибательной внешности.

Моя мощная воля мне отказывает, но я борюсь. Алиска сидит на пятках, свободно привалившись ко мне. Тактильных контактов не чурается, я для неё абсолютно свой. А вот меня её близость незнакомо волнует. Никогда такого не испытывал. Кира Хижняк? Сексуально спортивный интерес, с ней напрягало совсем другое. Кира — девушка не моего круга, что само по себе нестрашно в наш запутанный век. Хуже, что сильно более высокого.

Алиска проводит пальчиком мне по спине, и я тут же забываю обо всём. Кира? Кто это?

— Это очень умные книжки, гх-м, — сбиваюсь на хрип, прочищаю горло. — Я же умный! Вот умные книжки и читаю.

«А ты мне мешаешь», — выговорить не осмеливаюсь. Ни хорошее настроение, ни плохое, даже недомогание — ничто не в силах помешать мне погружаться в сложные теории. Кир давно нейтрализован. А вот это неуместное волнение мой искин почти парализует. Пытаюсь переключиться на посторонние мысли.