— Ты ведешь себя неразумно, Алиса, — как ни в чем не бывало произносит она и направляется к двери, но, прежде чем выйти за дверь, бросает мне. — Подумай над моим предложением. Я дам тебе время. Ну, а если вздумаешь испортить моему сыну жизнь, я сделаю так, что ты пожалеешь об этом.

Она уходит.

Оставляя свою угрозу, как нависшую над моей головой петлю виселицы.

А я…

Я спрыгиваю на пол и, подняв раскрытый чемодан, швыряю его в дверь. Отчаянно взрываюсь криком, собираю в охапку рассыпавшиеся по комнате деньги и кидаю их следом. Пошла она к черту.

Пусть подавится этими деньгами.

Я и не собиралась обращаться ни в какую полицию, это были лишь мои попытки укусить в ответ… но я бы так никогда не поступила. Я не такая, как они. Я не разрушаю чужие жизни. Даже если стою на руинах своей.

А он… он оказался самым обыкновенным трусом.

Он даже не попытался что-то исправить.

Он подослал свою мать.

Окончательно разбив мои розовые очки. Стеклами внутрь.

Он все разрушил.

И мне никак не утихомирить то, что творится внутри меня. Я не знаю, что это.

Оно распространяется по телу, как стихийное бедствие.

И, кажется, не остановится, пока не сотрет меня с лица земли.

Я сношу все на своем пути, проклиная их всех, в ушах стоит грохот, но я не останавливаюсь, пока не выбиваюсь из сил. Ноги и руки будто немеют, я бессильно опускаюсь на пол, сворачиваюсь клубком и просто мечтаю, чтобы все это закончилось.

Я просыпаюсь потерянным во времени. В пространстве.

И не могу понять, в какой реальностью существую.

Единственное, что я чувствую, это вина.

Ее, блядь, так много, что это гребаное чувство душит меня. Оно впивается в глотку с той же дикой жестокостью, с которой я забрал у Алисы то, на что не имел никакого права. Это был ее первый раз…

Да, блядь… Несмотря на брошенный мне вызов, я не хотел поступать с ней так.

Но я поступил хуже. Взял ее как дикарь.

Сжимаю кулаки в бессильной ярости от невозможности все исправить.

Костяшки моих пальцев кровоточат, потому что я каждый раз разбивал их, не позволяя ранам затянуться.

Голова раскалывается.

Ебаное похмелье.

Я массирую виски, борясь с болью.

Я вел себя как идиот, заливая все эти ебаные неуправляемые эмоции алкоголем и сигаретами. Потому что не знал, что мне делать и как себя вести. Не знал, как посмотреть Алисе в глаза после всего, что натворил.

Мне было страшно. Страшно за то, как грубо я обошелся с ней. А еще мне было чертовски хуево оттого, что Алиса была ни в чем не виновата.

Да даже если бы она переспала с тем ублюдком, я не имел права так грубо обращаться с ней.

В конце концов, у нас не было отношений. А я повел себя слишком маниакально. Пошел на поводу у алкоголя, чувств и друзей, которые спровоцировали меня.

Блядь. Присев на край кровати, вцепляюсь в голову руками.

Я до сих пор помню, как она дрожала и тряслась, прижавшись к стволу дереву. С каким презрением посмотрела на меня.

Но я был так ослеплен гневом, думая, что она отдалась другому, что даже не попытался выслушать ее.

Разозлившись на себя, встаю и хватаю пачку сигарет, но та оказывается пустой. Пиздец.

Сминаю ее в кулаке, бросаю в угол комнаты и направляюсь на выход. Мне нужна гребаная сигарета, чтобы хоть немного прийти в себя.

Я спускаюсь на первый этаж, с запозданием понимая, что все еще нахожусь в доме Акмала. И тут же задаюсь вопросом, какой сегодня день, но, когда я замечаю в гостиной хозяина дома и Смайла, которые что-то смотрят в телефоне и выражения их лиц не предвещают ничего хорошего, в груди что-то сдавливает. До того, как они поднимают на меня глаза, уродливое предчувствие усиливается.

— Покурить есть?

Голос хриплый с похмелья, и я прочищаю горло.

Акмал молча достает из кармана штанов пачку и протягивает мне.

Также молча подхожу, беру сигарету, прикуриваю и глубоко затягиваюсь, прикрывая глаза.

Делаю еще несколько затяжек и чувствую, как голова немного идет кругом, и все же проясняется. Но от этого становится только хуже.

— Так и будете молчать или скажете, какого черта вы себя так ведете?

Я втягиваю в себя горечь дыма и, приоткрыв глаза, смотрю на этих притихших придурков.