— Подождите… Почему они должны защищать своего нанимателя? Вы что, думаете, что леди Клементину… Что её собственный сын засунул её в кенотаф? — Айрис чувствовала что-то среднее между удушьем и тошнотой, когда говорила это.

— Это покажется старомодным, но мы по-прежнему руководствуемся принципом «Cui bono?». И надо сказать, он редко нас подводит. Больше всех от смерти леди Вентворт выигрывал её сын. Огромное наследство, как я понимаю.

— Не ему одному полагалось наследство!

— Вот видите, — улыбнулся Годдард. — Вы уже за него вступаетесь.

Улыбка у Годдарда была на удивление мягкая, какую не ожидаешь увидеть на столь суровом лице. Впрочем, Айрис начинало казаться, что Годдард не так суров, как кажется. Он был очень молод для инспектора, чуть за тридцать, и, видимо, старался выглядеть старше, серьёзнее, может быть, даже грубее, чем он был. Если бы не хмурое выражение лица, его можно было бы назвать даже красавцем.

— Да, вступаюсь, потому что ваши обвинения мне кажутся несправедливыми! Его брату Руперту тоже что-то было завещано… Говорят, что много. И мало ли кому ещё!

— Завещание — это отдельная история. Леди Клементина пригласила сюда поверенного, по общему мнению, чтобы переписать документ. Возможно, что кто-то хотел не допустить изменений, поэтому её и убили.

— Боже… — выдохнула Айрис. — Как это произошло? Вы уже знаете?

— Медицинская экспертиза займёт несколько дней, возможно, её придётся делать даже не здесь, но это однозначно насильственная смерть. Вряд ли жертва забралась в кенотаф добровольно, а потом задвинула крышку. Кто-то этому поспособствовал. И пока весомые мотивы совершить преступление я вижу только у Дэвида Вентворта: большое наследство, громкая ссора в день убийства.

— Мне кажется, он не такой человек.

— А какой он, мисс Бирн? — Годдард вытянулся через стол.

Айрис поняла, что не может ответить на этот вопрос. «Очень закрытый», — единственное, что она могла бы сказать. Дэвид Вентворт оставлял приятное впечатление, но, возможно, это была лишь тоненькая сахарная глазурь воспитания, образования и хороших манер. Внутри могло скрываться что угодно.

— Он умный, сдержанный, не особенно общительный, но если тема его интересует, то с ним приятно поговорить.

— И какие темы его интересуют?

— Наверняка, этих тем много, но мы разговаривали о книгах и об Оксфорде. Я тоже там училась.

— Какой колледж?

— Сомервиль.

— А я — Лонсдейл.

— Вы окончили Лонсдейл и работаете в полиции?

— Вы же работает в библиотеке, — быстро парировал Годдард.

— Девушкам сложнее с карьерой.

— Мне нравится то, чем я занимаюсь. И стать инспектором мне было, наверное, сложнее, чем человеку без оксфордского образования. Из-за моей семьи.

— Подозреваю, они думали, что вы способны на большее? — спросила Айрис, понимая, что допрос внезапно превратился в светскую беседу.

— Именно так они и думали. В моей семье уже много поколений все становятся докторами или где-то около. Мой предок Джонатан Годдард был хирургом в армии Кромвеля, а так же врачом Карла I, пока тот находился в заточении. Представляете, чего стоило сломать традицию, которой уже триста лет?

— Наверное, нет, не представляю.

— Так что с разговорами среди прислуги? Ни за что не поверю, что они это не обсуждают с каждым новым человеком в поместье.

Айрис рассказала Годдарду всё, что смогла вспомнить: про то, что леди Клементина хорошо плавала, про чеки, про шаль, а в конце упомянула про письмо.

— Не знаю, сказал ли вам сэр Дэвид, но я нашла в одной из книг черновик письма. Подозреваю, что это последнее, что писала леди Клементина перед смертью. Это можно понять по её ежедневнику… В письме идёт речь и тайне и о ссоре. Сэр Дэвид говорит, что это не та ссора, которую все в доме слышали.

— Это он так говорит, — вставил детектив-сержант Леннокс. — При этом сказать, из-за чего же они на самом деле ссорились, отказывается.

Годдард бросил на Леннокса быстрый взгляд и снова перевёл свои глубоко посаженные серые глаза на Айрис:

— Сэр Дэвид отдал мне письмо, но я сумел разобрать в нём разве что одно слово из двадцати. Изучу его позднее.

— Я сделала копию письма… Для себя. Если хотите, можете прочитать мой «перевод».

Айрис провела обоих полицейских в библиотеку, где и отдала Годдарду свои записи.

— Я мог переписать всё для вас. Но этот листок отдать не могу.

— Почему? — насторожился Леннокс, который в это время прикладывал черновик к остатку страницы в ежедневнике. — Зачем вам письмо?