И когда я совсем уж было поверил, что ушли мы, Марк сзади вскрикнул.

Остановившись я посмотрел на него. Марк пытался встать, хватаясь за левую ногу. Сломал, что ли?

Никого вокруг не было, и проклиная себя за глупость я все же вернулся к мальчишке.

Марк жадно ловил ртом воздух.

– Больно?

– Да...

Штанина вся в крови была - неужели кость наружу вышла? Тогда все, тогда конец ему. Потом я сообразил, что у мальчишки ладони изрезаны, вот сам себя и замарал. Засучив брючину прощупал кости. Да, вроде целы. Мышцу потянул сильно.

Только какая разница - сломал, потянул, если погоня следом, и медлить нельзя?

– Попробуй встать.

Он встал. И даже шаг сделал, перед тем как рухнуть.

Мы оба молчали.

– Судьба твоя такая, Марк, - сказал я.
– Понимаешь?

Он кивнул. На глазах уже слезы блеснули - не от боли, от страха.

– Может и обойдется, - утешил я.
– Вон, в развалины отползи, и укройся. К вечеру нога отойдет, дальше сам думай...

Марк молчал.

Я плюнул с досады.

– Ну не могу же я тебя тащить! Сам посуди! Тут уж так... каждый за себя, один Искупитель за всех... Не поминай злым словом.

Мальчик начал медленно отползать к развалинам.

– Если духу хватит, так соври стражникам, что я туда убежал, - я махнул рукой к морю.
– Тебе все равно, а мне поможет.

– Я...
– он замолчал.

Ну и правильно. Чего уж тут. Я б его не гнал, даже помог бы. Сам виноват, надо под ноги смотреть.

Развернувшись я пошел по улице, восстанавливая дыхание перед новым рывком.

– Ильмар!

Все-таки я обернулся.

Марк взмахнул рукой, и в воздухе сверкнула сталь. На мгновение я уверился, что нож летит мне прямо в лоб, и сейчас я улягусь рядом с пацаном.

Нож упал к ногам.

– Мне... ни к чему теперь...

Приловчившись, Марк на четвереньках потащился к выбитым, осевшим на прогнивших деревянных петлях дверям. Вот дурашка. След за ним тянется, только слепой не заметит.

Я нагнулся и подобрал кинжал.

По рукояти из кости шла узорная вязь. И лезвие было протравлено тем же узором. Старая работа, настоящий металл, чистый. А главное - не отнимал я его, мальчик сам отдал. Значит - приживется нож.

Как там Сестра сказала Искупителю, когда кинжал ему в тюрьму принесла? "От меня откажись - не обидишь, а нож возьми..."

– Сволочь ты Марк, душегуб, убивец, - беспомощно выругался я.
– Оба ведь сдохнем!

Вот так всегда оно бывает, когда удача сама в руки идет. Удачи птица насмешливая, капризная, не удержишь при себе. Я давно знаю, если повезло в чем - следом жди беды.

По любому разумению сейчас следовало мне бежать из города, то ли в холмах затаится, то ли в береговых утесах, но не прятаться в пустом доме. Пустят хоть одну собаку вслед - пропаду. Стражник повнимательнее пройдет - тоже не спастись. Много ли навоюю, пусть даже с кинжалом дареным? Да и дюжина моя давно располовинена... что Искупителю скажу, когда в петле отболтаюсь?

Но забивать голову переживаниями было некогда. Первую залу я пробежал с Марком на руках, не останавливаясь - очень уж грязно тут было. Люди тут ночевали, и крысы, и собаки бродячие. И каждый что-то жрал, и каждый гадил.

Во второй зале оказалось почище. Наверное потому, что потолок тут давно провалился, пол весь в деревянных обломках и осколках черепицы. Кому охота под открытым небом ночевать?

Опустил я Марка на балку, что с виду покрепче казалась, хотел еще разок высказать все... да некогда, некогда. Только махнул рукой и побежал обратно.

Перед выходом, плюнув от омерзения, набрал две пригоршни сухого крысиного помета, вышел на улицу. Разбросал вокруг, растер подошвами. Лучше бы в руках растолочь, как старый Ганс учил, да совсем уж было невмоготу. Чистоплюй я, что поделаешь.

Собаки, они крыс не любят. Да и побаиваются - кроме мелких шавок, что специально охоте обучены. Едкая вонь запах наш перешибет... опять же, если Гансу верить.

С чахлой акации, что росла у стены, я обломил ветку, стараясь, чтобы не видно было слома. Затер ранку на стволе грязью, и стал заметать следы.

Сколько еще времени у меня? Минута, десять, или полчаса Сестра отпустит?

Ох, не знаю.

Пыль вилась, лениво оседая. Я побежал по улице, нарочито тяжело ступая. Потом, метрах в ста, где журчал у дороги мелкий арычок, остановился, и пошел назад.

Пусть решат, что по воде ушел. Пусть поверят, пусть поищут. Арык, если повезет, до холмов дотянется, а то впадет в какую никакую речку и доползет до моря.

Добежав обратно я одним прыжком влетел в распахнутую дверь. Притворил ее, потом еще в зале прибрал немного. Вроде нет следов. Вроде все сделано.