…

Мы проходили как будто лабиринты: справа, слева, вперед, справа, справа. Все было так похоже, да и коридоры все не заканчивались.

— Думаешь, она нас съест? — ловко подойдя ко мне, шепнула Хани.

Развернувшись, я в шутку согласно кивнула.

— Эй! — Она стукнула меня.

Бабушка же втихую рассмеялась.

…

Наконец мы добрались до комнаты, наполненной звонким женским смехом и пахнущей вкусными яствами, цветочными духами и благовониями. Бабушка прошла вместе с нами вперед. Подождав окончательной тишины, она представила:

— Познакомьтесь, это недавно прибывшие сюда талантливые шаманки. Госпожа Сон и госпожа Ким!

Как по правилам, мы вежливо поклонились всем двадцати женщинам, что сейчас пялились на нас с недоумениемв тишине. Бабушка Хваён в это время велела развлекаться и удалилась со служанками в коридор. Хани уже готовилась к словесной атаке, как звонкий голос прозвучал эхом в комнате:

— Ха-ха-ха, приятно представиться, госпожи-шаманки. Меня зовут Хва Шинрё, младшая дочь из семьи премьер-министра финансов Хва. — Вперед выскользнула худощавая девушка в морковном ханбоке с фальшивой улыбкой. Своими кошачьими глазами она быстро оглядела нас и, не найдя ничего опасного для своего статуса, расслабилась. Это ощущалось по последующему хмыку.

Мы поклонились.

— Это она потом влюбиться до беспамятства в гг, — шепотом проинформировала мне Хани. Мы улыбнулась в ответ Шинрё. — Она та еще сука, — продолжила подруга.

— Я заметила.

Мы снова улыбнулись ей.

— Раз уж пошло так, то я Мин Соа, единственная дочь премьер-министраМин. — Почти что пьяная в стельку, стукнула по груди бледно-розового чогори девушка.

— Зануда, любит деньги, кузина гг. — Все помогала Хани. Мы тоже ей вежливо поклонились.

Поднявшись с места, находящегося рядом с двумя дочерями высокопоставленных чиновников, уже представилась третья девушка:

— Я Ок Сэра, старшая дочь министра церемоний и внучка тэчжехака[4] Ок, рада познакомиться, — без энтузиазма, улыбки или какой-либо эмоции на лице она произнесла. Холодный взгляд совсем не сочетался с ее круглым лицом, имеющим пухлые щеки. Тем более — бледно-пурпурно-синий ханбок, в который сегодня она была одета.

[4]Тэчжэхак (???) — главный академик. Это должность третьего ранга, в которой чиновник следит за королевской библиотекой, изучает конфуцианские учения, а также является советником короля.

— Бесчувственная, но честная.

— Знаешь, шаманка Сон, щекотно же шепчешь.

— Хочешь еще? — подруга зашевелила бровями. Я беспощадно отвернулась от нее под обиженное лицо.

— Приятно познакомиться, госпожа Ок.

— Теперь у вас не будет проблем со знакомствами, потому что вы знаете нас. — Ехидно улыбаясь, выдала Шинрё.

— Эт почему? — я закрыла ладонями рот. Взглянув на страдающий вид Хани, я поняла, что запустила страшный процесс.

— Как это еще почему? Мы три красавицы-гении Хватана. Самккот[5]!

[5] Самккот — это неологизм из слов сам — три по сино-корейскому счету и ккот — цветок.

Не сговариваясь, девушки встали в позу как у воительниц Сейлор. Слева встала Соа, держа маленькие весы в правой ладони, справа — Сэра с чистой кистью для каллиграфии в левой руке, а впереди — Шинрё с драгоценным цветком азалии на шпильке, собранной на голове. По очереди они стали хвалиться:

— Нет никого лучше, кто будет также идти за новшеством и не откроет миру глаза. Я западный гений торговли — Мин Соа.

— В этом мире есть много прекрасных поэтов, но никто не сравнится с женской чуткостью и нежностью. Я восточный гений литературы и каллиграфии — Ок Сэра.

— Этот мир полон чудесного искусства, но никто не может передать его страсть так же, как я. Я южный гений пения и танцев, принцесса Хва Шинрё.

После их представление другие дворянки захлопали. Было такое ощущение, что они их и почитают, и в то же время ненавидят.

— Дьяволицы проснулись… — вздохнула Хани.

— Теперь вы знаете, что мы… — не успела договорить Шинрё, как с крайнего места стола пролилась чашка с водой. Молодые дочери янбанов поподнимались, ругаясь на неуклюжую девушку.

— Камбом, ты что уже не можешь контролировать и свои грязные руки, — одна из пострадавших злобно посмеялась над ней, а другие подхватили и стали продолжать говорить мерзости.

Девушка пересеклась со мной грустным взглядом и стала наспех вытирать воду платком с тончайшей вышивкой камелии.

— Вот уродка, даже не может нормально посидеть. — Злобно хихикали и шептались некоторые дочери янбанов. Девушка до этого смирно терпела, но, услышав последнее оскорбление, убежала в слезах из комнаты.