— И что у меня сейчас с… потенциалом? — Грубер смотрел на себя, отраженного в зеркальной тонировке боковых стекол на дверях джипа.

— Плохо у тебя сейчас с потенциалом, — пробурчала Зина. — Вот мой рецепт: три раза в день живчик, раз в день сахарок, и, возможно, дней через пять ты снова сможешь повторить номер с молнией.

— Как дней через пять? — Грубер опешил. Несмотря на жуткую слабость, он был доволен тем, что дар все-таки проявился, и был очень даже полезным.

— А вот так. Твоя абракадабра очень затратная получилась, — Груберу показалось, что Зина вздохнула. — Может я зря изменения в теле предотвращала. Возможно, внешность квазов как раз подстраивается под такие нагрузки.

Грубер продолжал смотреть на свое отражение. Может и правда зря Зина сохранила ему его привычный облик, если сейчас, обладая вполне приятной внешностью, он не смог как следует переварить свой дар?

— Что же мне делать? — он отметил, что выглядит растерянным.

— Тренироваться, только помаленьку, контролировать разряд. Горох опять же употреблять. Я просчитала, что при регулярных тренировках с малыми дозами ты сможешь выйти на трехдневный уровень перезарядки уже через полгода. Это все, что можно спрогнозировать на ближайшее время.

— Просто волшебно, — Грубер прислонил пылающий лоб к холодному стеклу. — Это просто волшебно.

— Что с тобой? — из машины вышел Снегирь, протягивая ему металлический складной стакан. Видимо раствор гороха за это время намешал.

— Как оказалось, я могу пользоваться своими молниями раз в неделю, и каждый раз будет вероятность перестараться и сжечь себе мозги.

— Ну, такой сильный дар не дается просто так, — Снегирь открыл багажник и неловко одной рукой принялся вытаскивать их вещи. — Иначе все, кто владеет чем-то похожим, уже давно бы правили Стиксом.

— Спасибо, дружище, ты меня успокоил, — криво усмехнулся Грубер. — Мало того, что у меня нет шансов осесть где-нибудь на приличном стабе, так еще и дар, хоть и мощный, но слегка ущербный достался.

— О чем вы говорите? — раздался голос Радистки, вылезшей из машины последней.

— О даре Улья. Не переживай, ты тоже что-нибудь получишь.

— Ага, если доживешь, — немного сварливо закончила за Снегиря Радистка. — Мы что так и пойдем куда-то под дождем?

— Из-за дождя видимость плохая, и не слышно ни черта, — так что да, впереди у нас марш-бросок на два километра. — Грубер вытащил из салона свой рюкзак и надел его на плечи. Автомат он повесил на шею спереди, за него было так удобно держаться, потому что, походив вокруг машины, Грубер почувствовал сильное головокружение, и его стала беспокоить одышка.

Радистка больше глупых вопросов не задавала, только поежилась в своей тонкой шелковой блузке. Одета она была явно не по погоде, но с этим ничего нельзя было сделать, во всяком случае, пока они не доберутся до стаба. Снимать с себя куртки, тем самым ослабляя хоть какую-то видимость защиты, ни один из мужчин не собирался. Они не на прогулку в Центральный парк вышли, чтобы изображать из себя джентльменов.

Снегирь, хоть и со сломанной рукой, но пострадавший меньше, полностью обессиленного Грубера встал впереди их маленькой колонны.

— Кэт, в середину, и не мешайся. Идем с одной скоростью. Грубер, падать начнешь, мяукнешь, остановимся, а так терпи. Мы когда ехали, я несколько очень неприятно больших теней по дороге заметил, они правда к новой кормушке спешили, но чем черт не шутит. Готовы? — и Грубер, и Радистка отрицательно покачали головами. — Тогда в путь, пошли, — Снегирь махнул здоровой рукой, и первым вышел под дождь.

Грубер оказался прав, во время дождя их не было видно, они друг друга-то видели с трудом, сквозь ленты падающей с небес на землю воды. Темные низкие тучи усиливали этот эффект некоей размытости. Грубер шел в трех шагах сзади Радистки, но думал, что ее спина видится ему как через грязные стекла солнцезащитных очков. Проблема заключалась в другом: возможно, их мало кто видел, но и они запросто могли в такой мути наткнуться на какого-нибудь зараженного. Причем в буквальном смысле этого слова. Грубер не знал, помогает ли Снегирю его сверхзрение в такую погоду, — приятель молчал, а сам он не спрашивал, чтобы, услышав ответ не начать откровенно паниковать, потому что из него самого боец сейчас был еще хуже, чем из Радистки.

Первый километр прошли без происшествий. Снегирь остановился, чтобы подождать немного отставших Радистку, которой было невероятно трудно идти по размытой земле в своих туфельках на каблучках. Она очень замерзла, и сейчас брела, обхватив себя руками и клацая зубами. Зато все посторонние мысли о том, что ее жизнь так кардинально изменилась, быстро выветрилась из головы. Грубер шел вообще на одном упрямстве. Последние метров двести он уже не обращал внимания ни на что, и не пытался разглядеть что-либо вокруг, а сосредоточился на ногах, точнее на их перестановке: правая — левая, опять правая…