— Потерплю, — Снегирь стиснул зубы. А знахарь протянул ему сложенный вдвое ремень, который тот, кивнув, зажал зубами.

— Вот это я понимаю, молодец, — и знахарь одним движением сломал начавшую срастаться кость. Снегирь зажмурился и глухо застонал, а знахарь тем временем начал легкими движениями, слегка дотрагиваться до поврежденной конечности кончиками пальцев.

— Интересно, а это сложно — развить дар целителя? — задумчиво проговорил Грубер.

— Знахаря, болван! — рявкнул мужчина, не прекращая своих манипуляций. — Запомни, бестолочь, и не путайся в понятиях.

— Но ваш дар по-разному называют в разных стабах, — снова растерялся Грубер.

— Да мне фиолетово, как его где-то еще называют. Я-знахарь, понятно? — Грубер кивнул, конечно, понятно, чего же здесь непонятного.

— А почему вы сказали, что редко встречаете вежливых людей? — пробормотал он, чтобы как-то сгладить неловкую паузу.

— Иногда у меня складывается ощущение, что в Улей в стадо иммунных попадают исключительно урки. Прямо со своих шконок и с понятиями. Противно ажно становится. И многие стараются им соответствовать. А зачем? Что плохого в том, чтобы нормально изъясняться? Не понимаю, — знахарь повел плечами. — Клички эти понапридумывали, словно мы и не люди, а собаки какие. Я вот Матвей Сергеевич, и если любая падла захочет меня как-то по-другому назвать — вмиг импотенцию обеспечу, — Грубер поежился. Суров знахарь Матвей, такой точно сможет полшестого обеспечить, и никакая нимфа поднять не сумеет. Видимо долгая жизнь на Стиксе оставляла свои отметины. — Все, хватит обморочную девицу изображать. Зажило уже все, — это было сказано Снегирю, который медленно вытащил изо рта ремень, не позволяющий ему язык прикусить, и так же медленно повертел рукой.

— Обалдеть, — тихо проговорил он. — Впервые вижу, чтобы знахарь полностью перелом вылечивал. Обычно так не происходит.

— Просто я здесь уже очень давно, сынок, — грустно проговорил Матвей Сергеевич. — Было время навыки развить, только поздно у меня все получаться стало.

— Жена? — сочувственно спросил Грубер.

— Внучка. Единственная, кроме меня, кто не переродился, а вот как получилось — не успел я дар как следует развить, не спас свою кровиночку, — он уставился на обои в цветочек. — Так, что-то заболтался я с вами, пять споранов и валите на хрен отсюда.

— Дешево что-то, — Снегирь вытащил спораны и положил на стол перед знахарем.

— Так и дело плевое, — Матвей смахнул виноградины в кошель, который лежал на столе с краю. Затем внимательно посмотрел на Грубера. — Стойте, подойди сюда, — он поманил Грубера пальцем. Тот удивленно приподнял брови, но подошел. — Странно, очень странно, — пробормотал Матвей.

— Что странного? — не выдержал Грубер.

— Ты знаешь, что когда человек попадает в Улей, он заражается неким паразитом. Некоторые поддаются ему — становятся зараженными, очень немногие имеют нечто вроде иммунитета — становятся иммунными, но изменения происходят абсолютно со всеми?

— Да все это знают, — махнул рукой Грубер.

— Да? Так может быть всем известно, что меняется, прежде всего мозг, а затем все остальное?

— Об этом многие догадываются, — уже более осторожно ответил Грубер.

— У тебя начался процесс заражения. Быстрый процесс, некоторые структуры твоего мозга уже претерпели изменения, но потом все остановилось, и даже наступил некоторый регресс. Почему?

— Белая жемчужина, — неохотно ответил Грубер под удивленным взглядом Снегиря.

— Это всего лишь легенда, — покачал головой Матвей. — Лично я в нее не верю. Было что-то еще. Ну же, парень, вспоминай.

— Я был антимикотиками накачен по брови, у меня сильный кандидоз на фоне приема антибиотиков развился. Прямо после загрузки я последние таблетки в себя закинул, — Грубер хмуро посмотрел на Матвея. Он никому этого не рассказывал. Не в таких подробностях.

— Вот как, интересно, — Матвей откинулся на спинку стула и задумчиво разглядывал Грубера как некую неведомую зверушку.

— А что интересного? Это всего лишь говорит о том, что возможно паразит Стикса — грибок.

— Вот это-то и интересно, — Матвей пристально посмотрел на голову Грубера, и его взгляд немного расфокусировался. — У тебя интересный дар. Похож на защитную реакцию скатов. И да, ты в курсе, что со временем может развиться что-то еще? — Грубер отрицательно покачал головой, а вместо него ответил Снегирь.

— Если этот товарищ не прекратит жемчуг жрать, то у него еще и не то сможет развиться, — и он решительно потянул Грубера за рукав. — Ты идешь?

— Да, иду, — Грубер укоризненно посмотрел на Матвея, а тот извиняюще развел руками. — Ты могла меня предупредить, что этот знахарь только что меня взломал? — он довольно злобно обратился к Зине, когда они вышли на улицу.

— Да я сама в шоке была. Это такая мощь, — голос Зины звучал растерянно. — Правда, в его атаке было нечто очень любопытное.

— И что же?

— Когда разберусь, тогда и сообщу. И прекращай обращаться ко мне вслух. — После этих слов Грубер повернулся к Снегирю и встретился с его серьезным взглядом.

— Ты довольно забавно выглядишь, когда со своей вымышленной подружкой разговариваешь, — произнес Снегирь. — Белый жемчуг?

— Это странная история.

— Обожаю странности. И да, ты поэтому постоянно говоришь, что ты отдельная песня в этой опере под названием Стикс? Я-то думал, что это из-за твоей воображаемой подружки, а здесь, оказывается, нечто другое, — во взгляде Снегиря Губер прочитал намек на обиду.