— Огнище, Мир! Только это… У меня пока бабла нет — смогу заплатить через две недели.

Притушенный гнев вспыхивает по нарастающей.

Забираю японца, тяну к гаражу. Вслух проклинаю Илью за проебанные три часа времени.

— Когда будут — тогда и являйся.

За спиной раздается возня.

— Мир, наши сегодня в «Бункере» собираются. Ты будешь?

— Нет.

— Анька расстроится.

Тихо усмехаюсь.

— Можешь утешить.

— К ней и на кривой козе не подъедешь. Да и ты вроде как её парень — нехорошо.

— Я ничейный. И сегодня правда не смогу — у нас ужин. Семейный. Всё, давай.

— Подруга Янки — тоже входит в число вашей семьи?

— Естественно.

— Тогда у меня для тебя плохие новости. Инцест запрещён и осуждается общественной моралью.

Показываю средний палец, закрываю гараж.

Потный и грязный возвращаюсь в дом, слыша девичьи голоса и улавливая какой-то нереально съедобный запах.

***

Наспех приняв душ и переодевшись в чистую одежду, не пахнущую потом и маслом, в каком-то странно-приподнятом настроении спускаюсь на первый этаж.

Слова Ракитянского на повторе крутятся в голове.

Ну посмотрел на Дашку, подумаешь. И что дальше, блядь? Это не означает абсолютно ничего особенного.

В моем случае так и вовсе вполне объяснимо. Попробуй удержи душевное равновесие, когда тебя штырит на эмоциональных качелях туда и обратно. На постоянку. Двадцать четыре на семь. Из симпатии в разочарование, из влечения в злость, из запретности во вседозволенность.

Какая-то чертовщина.

Ускоряюсь, когда съедобных запахов, дразнящие рецепторы, становится больше. Желудок настойчиво урчит и скручивает от голода.

Вообще-то я не планировал оставаться в родительском доме даже на ужин, а теперь размышляю — какой бы повод придумать, чтобы задержаться и на ночь, не вызвав при этом ни единого подозрения?

На кухне идиллия. Почти. Это если отбросить нюансы и ненадолго забыться — что я и делаю.

Сестра гремит посудой, мать возится у плиты, добавляя к идеально прожаренному стейку тимьян и чеснок, а Дашка — стоит у островка, вооружившись кондитерским мешком, наполненным топлённым шоколадом, и старательно рисует полосы на клубнике.

Пялиться на неё нежелательно, но я ненадолго зависаю.

Личико сосредоточено, волосы связаны лентой. Шея — доступная и голая. Хочется прямо сейчас ткнуться в неё носом и вдохнуть запах кожи.

— О, блудный сын! — громко восклицает Янка, заставляя меня отмереть. — Ты какими судьбами забрёл в отчий дом? Отмыться? Отогреться? Пожрать?

Стреляю уничтожающим взглядом в источник надоедливого жужжания и упираю ладони в столешницу. На языке крутится колкий ответ, но я концентрируюсь на другом, потому что задеваю боком бедро Дашки.

— Последнее. И будь так добра — поторопись.

— Ещё чего. Я к тебе кухаркой не нанималась.

Даша вытягивается струной и нервно сглатывает, потому что дистанция между нами явно критическая. Меня и самого потряхивает. Сейчас бы перемотать эту болтовню, подготовку, сам ужин... И перейти к чему-то более интересному.

— Вернулся бы насовсем! — возмущается мать. — Нет, я, конечно же, понимаю, что тебе нужно водить куда-то девушек, но необязательно жить при этом в неудобствах на постоянной основе. Ян, ты видела его квартиру?

— Не-а. А что там?

— Студия. Метров двадцать.

Блядь. Ну зачем же настолько утрировать?

— Тридцать восемь, — тут же поправляю.

— Неважно, — отмахивается родительница. — Негде развернуться. Ни тебе бассейна, ни спортзала. Район убитый. Подъезд — будто из фильмов ужасов.

Пользуясь занятостью родни — наклоняюсь и съедаю клубнику в шоколаде прямо из тонких аккуратных пальцев.

М-м… Охрененно вкусная и сладкая. Правда.

Подняв на меня свои чистые голубые глаза, Дашка смотрит с укором и осуждением, но как-то абсолютно по-доброму.

Жестами показывает, что испачкался в уголке губ. Качает головой, цокает языком. Гасит лёгкую невинную улыбку. А у меня сердце кубарем летит вниз, и дыхалку чем-то тяжёлым сплющивает.

Ни на что особо не надеясь, тихо прошу:

— Оближи.

Щёки покрываются заметным розовым румянцем, зрачки бегают из стороны в сторону. На Янку, на маму. Обратно.

На нас от них ноль внимания. Куда интереснее обсудить, как я живу. И кого вожу в гости. В женском воображении — ко мне ходят пачками, а по факту — пока никто. Кроме одной.