Шрифт:
– За то, что я слишком много вопросов задаю и за то, что говорю за столом.
Разумеется, Ксю не просто так задает этот вопрос. Свиридов часто осаждал ее за лишние вопросы и болтовню за завтраком.
– Я не стану тебя ругать. Любопытство – не порок. А вот насчет разговоров за столом…
– Что? Это плохо? – спрашивает Ксю, затолкав в рот кусочек персика.
– Это опасно. Если говорить с набитым ртом, то можно подавиться. И попасть в больницу.
Не знаю, смеяться ли над выпученными глазами дочки, или сохранять серьезный вид. В данную минуту она выглядит слишком комично.
– В больницу? – с очевидным трудом она проглатывает пережеванный фрукт. – А умереть можно?
– И умереть можно. Если тебе вовремя не помогут.
– Хорошо. Тогда я буду разговаривать за столом, но только прожевав.
Домработница давится смешком, поставив на середину стола сковороду с готовой яичницей и беконом.
– А вы сегодня с мамой на работу?
– Всё, Ксю, хватит вопросов. Лучше поешь…
– И на работу и по делам, – отвечает Тор, не обратив внимания на мою вставку.
– А что за дела?
– Нужно будет съездить в больницу.
– А зачем?
– Зафиксировать следы, что твой папа обижает маму.
Кусочек яблока падает у Ксюши из рук. Я же роняю вилку.
– Максим Константинович, – шиплю недовольно, повернув голову в сторону босса.
Он пьет кофе с абсолютно невозмутимым видом.
– Мой папа обижает маму?! – Ксюша сердито хлопает ресницами.
– Именно так, – кивает Торецкий. – Но я сделаю так, чтобы он этого не делал больше.
– Максим Константинович, вы перегибаете палку, – снова шиплю на мужчину.
Зачем он это делает?! Я вообще не хотела вмешивать ребенка!
Ксюша смотрит на Торецкого, недобро сощурив глаза. Маргарита Леоновна тактично молчит и делает вид, что ничего не слышит.
– Ты всё врёшь! – кричит Ксюша. – Мой папа никогда не обижал маму! Никогда! Ты обманываешь!
– Нет, – качает головой Тор. – Не обманываю. Твой папа действительно плохо обращался с твоей мамой. И чтобы она была в безопасности, нужно сделать так, чтобы твой папа не смог добраться ни до тебя, ни до твоей мамы.
– Максим Константинович, я вас прошу! – цежу сквозь зубы, но Ксюша уже успевает вскочить из-за стола.
– Вы всё врёте! Вы врёте! Ненавижу вас! – кричит дочка и убегает с кухни.
Я слышу топот ее маленьких ножек на лестнице.
– Вы зачем это сделали?!
– А зачем кормить ребенка иллюзиями?
– Не отвечайте вопросом на вопрос. Вы не имели права так делать. Я хотела уберечь Ксюшу от волнений.
– Твой муж не будет тебя жалеть, Анна. Его родители тоже. Они не пожалели ни тебя, ни Ксению, когда собирались увезти и спрятать.
– Я – не они.
– Это так, – Тор снова отпивает кофе, а затем его черный взгляд упирается в меня. – Но вот, что я тебе скажу. Чем раньше Ксюша начнет понимать, что происходит. Чем раньше она поймет, какое ее отец чудовище, чем меньше будет шансов повлиять на нее. И в случае чего оболгать тебя. И тем быстрее она свыкнется с мыслью, что к ее отцу вы больше не вернетесь.
Глава 27
Глава 27
Аня
Всю дорогу до больницы, куда мы едем вместе с Торецким, чтобы зафиксировать синяки на запястьях, я не могу перестать думать об утреннем инциденте.
Ксю, кстати, довольно быстро отошла, и когда пришла няня, дочка сразу переключилась на общение с ней. Няня мне понравилась. По ней видно, что специалист блестящий, и работает не только ради денег, но и на результат. И детей любит, что немаловажно в этой профессии, а бы даже сказала – это вопрос первой значимости.
Но в любом случае, прав ли Торецкий? Разумеется, я понимаю, что Свиридов бы меня не пощадил. Уверена, что его родители про меня дочке и так всякие гадости говорили. Но я же не они, в конце концов. Я так не поступаю.
И он мог для начала спросить меня.
– До сих пор дуешься?
– Что? – резко поворачиваюсь к Тору, который все это время молчал.
– У тебя брови сведены на переносице. И морщины на лбу выступают. Ты по-прежнему злишься на то, что я сказал Ксении. Ты со мной не согласна.
– Я просто считаю, что вы… неправильно поступили, Максим Константинович, – заикаясь, начинаю объяснять свою позицию боссу.
Мне непривычно бороться за собственное мнение, но не просто же так я пытаюсь начать новую жизнь? Уж точно не для того, чтобы остаться такой же бесхребетной, какой и была раньше, и бояться издать звук.