Шрифт:
С каждой новой фотографией я чувствую, как что-то теплеет внутри. Просто удивительно, насколько этот мальчик и впрямь похож на взрослого Максима. Та же порывистость, тот же авантюризм во взгляде. И в то же время — какая-то детская непосредственность, что ли. Счастье, не омраченное взрослыми проблемами и заботами.
На одной из последних страниц я замечаю вклеенную в альбом грамоту. "За активное участие в жизни школы и организацию благотворительных акций" — гласит витиеватая надпись. Ого! Выходит, Максим еще и меценатством в юности баловался?
— Помню-помню эт у грамоту, — кивает Елена Сергеевна, проследив за моим взглядом. — Максимка тогда в выпускном классе учился. Вбил себе в голову, что хочет помогать детям из неблагополучных семей. Сам организовал в школе сбор вещей, игрушек, устраивал благотворительные концерты и ярмарки. Такой ответственный был, так горел этой идеей! Я тогда еще подумала — вот вырастет, будет обязательно каким-нибудь благотворителем или волонтером.
Я слушаю ее рассказ, и в груди разливается странное чувство. Гордость? Умиление? Не знаю, как назвать. Просто в этот момент я вдруг вижу Максима совсем в ином свете. Не как избалованного мажора, помешанного на деньгах и статусе. А как человека с огромным, отзывчивым сердцем. Как того мальчика с фотографий, способного на искренний благородный порыв.
Елена Сергеевна продолжает показывать мне снимки и делиться воспоминаниями, а я погружаюсь в какой-то сладкий теплый туман. Максим, оказывается, умеет удивлять. Причем приятно удивлять. И чем больше я узнаю о нем, тем сильнее мне хочется… Чего? Узнать его еще лучше? Стать ближе? Понять, почему он такой, какой есть?
"Люди не меняются, — вспоминаются вдруг слова моей бабушки. — Кем человек был в детстве — таким в душе и остается. Просто взрослая жизнь иногда очень уж сильно нас закаляет, заставляет надевать маски и притворяться. Но детские черты — вот они, сидят внутри и ждут своего часа".
Неужели и с Максимом так? Неужели за всей его бравадой, напускным цинизмом и жестокостью прячется вот этот мальчик? Ранимый, мечтательный, готовый сделать мир лучше? От этой мысли у меня почему-то щемит сердце. Как будто я только что подсмотрела за чем-то очень личным, почти интимным. За настоящим Максимом.
Елена Сергеевна наконец закрывает альбом и смотрит на меня с лукавой улыбкой:
— Ну что, открыла для себя что-то новое? Зацепило небось, а?
Я смущенно мотаю головой, пряча глаза:
— Да, пожалуй… Не ожидала, что Максим был таким… ну, не знаю… Хорошим, что ли.
Елена Сергеевна понимающе хмыкает:
— Он и сейчас хороший, поверь. Просто тщательно это скрывает. Мужчины — они ведь как звери, стараются казаться опасными и грозными. Но нам, женщинам, дано видеть в них то самое — искреннее, ранимое, настоящее. Вот и ты, Маша, присмотрись к нему получше. Заглянии в душу, под всю эту броню. И тогда, может, поймешь что-то важное. И про него, и про себя.
С этими словами она легонько гладит меня по щеке и выходит из спальни. А я стою как громом пораженная. Что это сейчас было? Очередной тонкий намек? Урок прозорливости и психологии? Или… мне не показалось, она действительно хочет, чтобы мы с Максимом… сблизились? По-настоящему?
Нервно сглотнув, я на негнущихся ногах бреду к себе. В голове полный раздрай. Детские фотографии Максима, рассказы Елены Сергеевны, жар его руки, когда он сжимал мою ладонь за столом…
Если так пойдет и дальше, боюсь, я и правда влюблюсь. Капитально так, с концами. И что тогда? Каково будет, когда Максим щелкнет пальцами и скажет: "Спасибо, ты свободна, вот твои деньги"? Не разобьет ли мне это сердце?
Я со стоном падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушку. Ну какого лешего, а? Я ж твердо решила — никаких чувств, никакой личной вовлеченности. Это бизнес, работа, не более. Нельзя позволять себе мечтать о большем.
Но, кажется, мое глупое сердце думает иначе. И чую, этот раунд противостояния останется за ним. Ибо тот мальчик с фотографий…
Он уже прочно поселился в моих мыслях. И выселять его оттуда, похоже, не собирается.
13. Максим
Я захлопываю крышку ноутбука и устало потираю виски. Голова раскалывается после трехчасового разбора полетов с юристами. Кажется, эта неразбериха с договорами никогда не кончится. И ладно бы только работа — так еще и в личной жизни сплошной бардак. Вернее, в том спектакле, что мы с Машей устроили для мамы.
Как она там, интересно? Мама утащила ее к себе после обеда, и с тех пор они не показывались. Знаю я эти мамины задушевные беседы. Небось, уже успела и семейными тайнами поделиться, и меня во всех смертных грехах обвинить, и руку Маше с сердцем предложить. Вот же неугомонная!
Я фыркаю и качаю головой. Бедная Маша. Она-то, поди, и не рассчитывала на такой прессинг. Думала — побуду милой девочкой пару деньков, очарую всех, получу денежки и hasta la vista. А тут такой горячий прием со всех фронтов. Того гляди, и правда влюбится ненароком. Ну а я что? Я не виноват. Предупреждал же — мама у меня с придурью, с фантазией. Сама напросилась.