— Эх, вы, — сказал я, — надо было держать того грязесоса, я бы его прикончил.

Изрыгая непонятные ругательства, надзиратели просунули жерди сквозь прутья решётки и начали молотить нас концами. В тесном пространстве бежать некуда. Свернувшись калачиком, я лёг на пол и прикрыл голову руками. Но и в такой позиции долго не продержишься. Болезненные удары сыпались на меня и торговца с пулемётной частотой.

Икан Каивата потерял сознание и распластался на полу камеры. Если раньше он болезненно вскрикивал от каждого тычка, то теперь его тело безответно дёргалось под ударами.

К пяти надзирателям присоединились ещё несколько. Число ударов по мне стало таким плотным, что настала моя очередь терять сознание. Я не прикрывал ни лицо, ни пах, ни вообще что-либо. Как торговец, валялся на полу, чувствуя, как моё тело перемещается по полу туда-сюда.

— Хватит, дурачьё, — услышал я голос Диабы. — Если сдохнут, то я вас поубиваю!

Удары прекратились. Кажется, ко мне применили «Мягкие Руки»…

…

Когда я очнулся, Икан Каивата сидел в углу клетки, огородив себя валом из собранной со всей клетки травы, включая обоссанные пучки, окружавшие туалетное ведро. Торговец сделал из травы буфер в безумном расчёте, что он оградит его от избиения жердью. Наивный глупец. Впрочем, чего ждать от перепуганного мирного дивианца?

Я кое-как подтянулся и сел спиной к решётке. Тело ломило от боли. Хотя и чувствовалось действие слабых целительских озарений, наложенных неопытной рукой.

— Ты так больше не делай, — прошамкал разбитыми губами Икан. — Убьют они нас и никто не вылечит от этого.

Я не стал говорить торговцу, что убьют только его. Я нужен Диабе живым. Вероятно, Икан сам об этом догадывался, отчего боялся ещё сильнее.

Все мои незаживающие раны разболелись. И нет возможности унять их. Кроме как закрыть глаза и снова погрузиться в приятные воспоминания, раскрашенные мощью Внутреннего Голоса и Взора.

? ? ?

Но войти в состояние блаженного и исцеляющего душу флешбэка не успел — в темницу ввели третьего сокамерника — мужчину в чёрном халате и розовом белье. Во время драки жердями его не было.

Обычно, вернувшись в камеру, он ложился на пол и отворачивался к стене, не отвечая на вопросы торговца. Я уже давно перестал спрашивать его. На этот раз сокамерник сел спиной к стене и бесцеремонно ткнул меня ногой, обутой в крепкую и чистую сандалию:

— Ты пытался сбежать?

Я открыл глаза. Тоже сел, прислонившись спиной к стене, и отчётливо произнёс:

— Если ещё раз прикоснёшься ко мне без спроса — сверну тебе шею.

На секунду в глазах незнакомца вспыхнуло что-то вроде ярости, но он быстро сменил её на смех:

— Ой, я и забыл, что на Дивии так не принято.

— В Дивии, — поправил я.

— Чего? — изумился сокамерник.

— Ничего. Что сказать-то хотел?

— Не пытайся сбежать, юноша.

— Тебя забыл спросить, грязесос.

Подавив теперь уже отчётливую вспышку ярости, он ткнул меня сандалией и продолжил:

— Болван. С башни не сбежишь, пока она летит. А своей строптивостью, ты только вынудишь стражей привязать тебя к стене.

Я был слаб, немощен, с линиями толщиной в паутинку, но озвученные угрозы нужно осуществлять. Небесный воин не бросает слова на ветер, но кладёт их на «Порыв Ветра», направленный во врага. Я поднялся с пола и кинулся на сокамерника, рассчитывая ударить в лицо.

Расслабленный вид соперника ввёл в заблуждение, он был готов. Одним быстрым движением стопы, словно могучий мастер кунг-фу, он ударил меня твёрдым кончиком сандалии в голень. Я рухнул перед ним, отметив, что сила его удара не ослаблена. Это был полноценный удар. Незнакомца не смиряли озарениями! Хотя он уверял меня, что подавлен, как и все. Впрочем, раз он подсадная утка и предатель, то это ожидаемо.

— Ублюдок, — выдохнул я. — Если бы у меня были полные силы…

— Да, тогда неизвестно кто победил бы. Ты неплохой воин, Самиран, но и я не хуже. Особенно в умении драться ногами.

И снова как учитель кунг-фу из китайского боевика семидесятых годов, он насмешливо вытянул ногу и покрутил стопой.

Я вяло плюнул в его сторону и отполз к своей стене.

Наш разговор вёлся на повышенных тонах не только из-за враждебного настроя, но из-за грохота каменных стен летающей башни. Он то затихал, то многократно увеличивался, заглушая слова.

Дождавшись относительного затишья, сокамерник спросил:

— Вот скажи мне, Самиран, на что ты рассчитывал, пытаясь сбежать? Линии твои ослаблены, Моральное Право подавлено. А оно у тебя, как я догадываюсь, весьма высокое, что делает тебя опасным противником.

Я снова плюнул, но слюней не было.

— Предположим, ты выбрался бы из этой темницы. Что дальше?

— Убил бы всех выучек и колдунов. И прислуживающих им предателей.

— Их слишком много. Это невозможно. Не говоря уже о том, чтобы убить меня.