— Поделом, — прокомментировала случившееся Метельская. — И правда — много она болтает. Сама давно хотела что-то подобное проделать.

Хозяйка благосклонно глянула на нее и одарила улыбкой.

— Может, вернемся к сути дела? — предложил я. — Что мы должны добыть — теперь известно. Когда — тоже. А вот где? Надеюсь, нас и в этот раз сопроводят до места?

— Разумеется, — подтвердила владычица. — Как и в прошлый раз. До самого порога не доведут, придется вам и ножками потопать, все больше вверх.

— Еще пару вопросов можно? — осведомился я, дождался кивка и продолжил: — А насколько этот ключ для ведьм важен? Он для них что? Часть ритуала, реликвия из прошлого или просто трофей, который переходит из поколения в поколение?

От ответа, который я надеялся получить, зависело многое. Если верен вариант один, то дело плохо, потому что оно предусматривает в дальнейшем исключительно силовой вариант решения вопроса. Если же нет — то, возможно, получится и в этот раз договориться, условно говоря, по-хорошему. Да, только в теории, но все же.

— Когда-то очень давно его у меня украли, — помрачнела Хозяйка. — Это сделала праматерь одной из тех, кто сегодня будет на горе костер жечь во славу Лады и ее даров.

— Можете, конечно, меня тоже ударить, но как-то не верится в то, что кто-то что-то у вас может украсть, а после тут, в горах, запросто разгуливать, да еще и с похищенной вещью в руках, — не удержался Стрелецкий. — Это же ваша территория и тут все под вашей властью находится. Как так?

— Воровать можно по-разному, — нахмурилась наша работодательница. — Кто-то тайком в карман что-то кладет — это одно. А бывает еще так, что вроде как сама хитнице все отдала, доброй волей, только суть-то та же. Она обманом у тебя выманила добро, твое своим сделала, да еще и словом связала, что мести за сделанное не последует.

Ну вот и ясность какая-никакая появилась. Похоже, что много лет назад какая-то лихая ведьма обвела эту особу вокруг пальца, что, конечно, та простить по сей день не может. Одно непонятно — на кой той ведьме ключ понадобился? Ладно бы золото, камни самоцветные, артефакт какой. Но ключ?

— С тех пор одна из вершин перестала быть моей. — Лицо Хозяйки словно каменело, живого в нем оставалось все меньше. — Они приходят туда четырежды в год, они проводят свои обряды, они смеются надо мной, а я ничего, ничего не могу сделать. Проклятый ключ запер эту гору от меня, и пока он у них, ничего не изменится. Я бы могла покарать их тогда, когда они спускаются вниз, но и тут мне поперек пошли. Дух озера, что плещет рядом, встал на их сторону и дает им свою защиту. Видно, не может забыть, как я проучила его много лет назад за то, что слишком много о себе понимал. А силы у него, на беду, много, он ее у мертвых черпает, тех, которых люди воде озера много веков подряд дарили. И тех, кого он получает сейчас в обмен на свою помощь.

Марина, давно поднявшаяся на ноги и снова вставшая рядом с нами, пискнула и спряталась за мою спину. Хозяйка уловила это движение и уставилась на нее, причем я отметил тот факт, что зрачки у нее здорово увеличились, что смотрелось жутковато.

— Страшно мне, — пояснила свой поступок Марина, расценив случившееся как немой вопрос. — И так хтонь первостатейная с разными ведьмами и духами, а тут еще и мертвецы ходячие!

— Что за хтонь такая? — Голос горной владычицы более всего напоминал скрежет каменных жерновов. — И отчего ходячие? Такого я не говорила. Просто мертвые. Знатные вожди, лучшие воины — вот кто нашел покой в водах того озера. Первым когда-то стал средний сын Муйтена-бия Туксаба, величайшего из вождей, что знали эти земли. Он пал в схватке на берегу озера, сражаясь один против десятерых, и за доблесть свою не был изрублен победителями на куски, а отдан воде вместе с доспехом и саблей. Потом она приняла тех, кто его сразил, ибо его отец понимал, что убившие великого воина сами бойцы, достойные почестей. Они были первыми, но не последними. И так воды век за веком впитывали в себя ярость и отвагу душ лучших из лучших, а с ними сильнее становился и тот, кто ими владеет от начала времен. И с тех пор воды озера мертвых никогда более не были прозрачными, они приобрели оттенок крови, ибо власть и сила всегда замешаны именно на ней.

— Я, кажется, знаю, о каком озере идет речь, — потерла ладонью лоб Метельская. — Это же Зюраткуль! Верно?

— Верно, — склонила голову Хозяйка. — Так его именуют люди.

— Надо же, всю жизнь считала, что оно называется Сердце-озеро, — удивленно продолжила Светлана.

— Красивое название, — заметила Марго. — Поди, очередная легенда?

— Разумеется, — кивнула оперативница и затараторила: — Жила-была красавица Амина, любила бедного охотника, но замуж все же вышла за богатого правителя. А когда охотник по случайности утонул, то она бросила мужа, отправилась к озеру, что стало могилой любимого, долго его звала, стоя на камне, а потом сама в пучину вод сиганула. Там их сердца соединились, что и дало название оному водоему. Ой! Прошу прощения, заболталась.

— Люди любят красивые сказки больше, чем правду, замешанную на все той же крови, — в голосе повелительницы снова появились знакомые нам живые нотки, — потому что правда часто страшна и некрасива, а сказка всегда дает надежду на то, что в жизни есть и хорошее.

— А гора? — спросил я у Светланы. — Если ты озеро вычислила, то, надо думать, и про вершину, на которую нам лезть придется, что-то знаешь?

— Что-то знаю, — рассмеялась она. — Только вот пока одно с другим у меня в голове не очень вяжется. Мы же про Большую Калагазу говорим, досточтимая правительница? И про вершину Москаль?

— Я предпочитаю слово Маткаль, как говорили прежде, — ответила ей Хозяйка. — Но да, ты права.

— Москаль? — переспросила Марго. — Это в смысле…

— Нет, — мотнула головой Метельская. — Совершенно не в нем. Просто так получилось, вот такое созвучие. А произошло это название от слова «мэскэй», есть такое в башкирском. Название — оно же как камешек в реке, его язык перекатывает, перекатывает и приводит к оптимальному звучанию. Был «мэскэй», стал «москаль». Но не это главное. Знаете, как это слово переводится с башкирского?