Я с трудом проглотила горький ком.

– Конечно нет! Одно дело, если демоны убивают демонов – силы равны или почти равны – и совершенно другое, когда демоны убивают людей, которые о других мирах ничего не знают и даже не подозревают о существовании разумных хищников. А дети… – Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. – Только настоящий монстр способен причинить вред беззащитным детям.

Инспектор коротко кивнул, видимо, разделяя мое мнение.

– А ты, виверг? – Сэйн носком сапога пнул пленного по ногам. – Как относишься к расе людей?

Мужчина в кандалах перевел янтарный взгляд на инспектора, который возвышался над ним черной тенью, и с пренебрежением ответил:

– Это просто люди, низшая раса. Я к ним равнодушен. К ним, к их жизни, к их смерти. Глупо любить, – а это виверг уже мне с кривой ухмылкой, – низших существ и тем паче лить по ним слезы.

Сэйн с силой придавил сапогом пленному лодыжку. Я услышала, как хрустнули кости, с таким резким и отвратительным звуком. Виверг завопил, закинул голову назад и задрожал от боли в сломанной ноге.

Инспектор смотрел на мучения беглого демона несколько секунд, затем склонился к нему и тихо произнес:

– Сэйн не позволял вивергу разговаривать с его избранной демоницей, – слова инспектора прозвучали спокойно, но почему-то так угрожающе, что страшно стало даже мне. И Уна нервно переступила с ноги на ногу. Кажется, оракулу находиться в этой камере было еще более некомфортно, чем остальным. – Будь умницей, виверг, не глупи хотя бы сейчас. А что касается трупов, – Сэйн отпустил пленного, и тот несдержанно застонал, – охотники отследили демонов, за которыми тянулся кровавый след. Их было четверо. Этот виверг, – Сэйн, издеваясь, с силой похлопал пленного по плечу и чудом не сломал тому позвоночник, хотя все шансы на это у него были, – женщина-демоница из рода гаяри, естественно, не бессмертная, нуждающаяся в чужих годах жизни, чтобы продлить свою. И двое маленьких демонят, их детей, возможно, непричастных к смерти людей, но кто ж знает? Когда охотники их схватили, у гаяри оказался стихийный портал. Где она его раздобыла – это отдельная тема для размышлений, полагаю, что не обошлось без кражи у одного из правителей. Гаяри и дети скрылись, и это печально, ведь Сэйн склоняется к мнению, что убийства на Земле исключительно ее рук дело. Виверг – долгожитель, и состарится не скоро, а вот гаяри живут крайне мало, в лучшем случае около трехсот лет. Вывод напрашивается сам собой.

– Я был один! – натянув цепи до предела, заорал пленный. – ОДИН! Никого со мной не было и быть не могло!

– А вот твоя реакция говорит об обратном, виверг. – Сэйн смерил пленного взглядом, готовым оторвать ему голову, просто сжав ее ладонями и выдернув из тела вместе с позвонками. – Неужели так сложно было научиться контролировать эмоции к твоим-то годам? Ты позор нашей расы, – констатировал инспектор, – а не демон.

Виверг демонстративно поджал губы и притих.

– Теперь, что касается твоих кровных родителей, кьяни, – вернулся к более волнующей меня теме Сэйн. – Ни в одном мире охотники не нашли их след. Они либо скрыты сильными чарами в гнезде стихийного демона, что фактически невозможно, никто из правителей не стал бы утаивать беглых демонов, либо они оба нэ’львы, когда демон становится нэ’львом, его аура стирается, либо они мертвы, к чему Сэйн и склоняется.

Я закрыла глаза. До этого момента в моей душе теплилась робкая надежда, что кровные родители живы. Я была уверена, что охотники их найдут, а Сэйн не станет убивать, ведь они не совершили ничего ужасного против законов Цэрбеса. Они лишь хотели спасти свою бессмертную дочь от той участи, что постигает всех демониц с проклятым даром бессмертия. Не исключаю, что у родителей могла быть и другая причина, чтобы оставить меня на Земле. Но как бы то ни было на самом деле, я в любом случае им благодарна за те двадцать пять лет счастливой жизни в окружении любящих меня всем сердцем людей, не родных по крови, но родных душой. Двадцать пять лет я была лишена страха за свою жизнь, не боялась просыпаться и засыпать, думая, что этот день наверняка последний, а завтра меня сожрут грифоны, спалит стихийный огонь или отравят ядом насекомые. Кровные родители хотели для меня лучшего будущего, лишенного страха перед одним из бессмертных, я в этом убеждена… Но ничего не вышло, да и не могло выйти. Рано или поздно охотники нашли бы меня, или я сама нашла бы их спустя сотни лет скитания по Земле, в попытках понять, что я такое и почему не старею, как все обычные люди, и не могу умереть.

Я вздрогнула, когда тяжелая рука опустилась на мое плечо, заставляя отвлечься от мыслей.

– Сосредоточься, кьяни, – требовательно попросил инспектор. – Сэйн еще не закончил, а ты его уже не слушаешь. Где твое уважение к хозяину?

– Простите, я… просто задумалась о родителях. Вы что-то сказали?

Я растерла лицо руками, сжала пальцами виски.

– Демоны умирают, кьяни, – сухо сообщил мне Сэйн небезызвестный факт, – не думай об этом. Умирают и смертные, и бессмертные, все без исключения, когда приходит их время. Это неминуемо. Если бы твои родители были живы и сидели на месте этого виверга, Сэйн бы их убил. Без вариантов, не раздумывая. Оставив тебя на Земле, они подвергли опасности миллионы жизней – эта та грань, за которую нельзя переходить. Цэрбес нельзя покидать без разрешения и контроля стихийников, нельзя рушить материи миров самодельными порталами, нельзя бросать своих детей, особенно опасных видов, нельзя утаивать бессмертных от службы контроля. Никто не мог знать, какой вырастет одинокая хищная демоница среди чужой расы. Все могло закончиться иначе для тебя и людей.

Я вскинула голову.

– И тем не менее, Сэйн, я выросла человеком. Человеком! Не покорной демоницей, не кровожадной кьяни и не монстром. Я стала личностью, чего демоницам Цэрбеса никогда не видать. Благодаря моим родителям, в первую очередь приемным, но и кровным тоже.

– Да, – без споров согласился Сэйн, но затем с неприязнью добавил: – и это ужасно. Все, что с тобой сделали люди, ужасно. Лучше бы ты выросла одинокой хищницей.

– Кровожадной и с крыльями?

– Какой угодно, – отмахнулся инспектор, – главное, без излишней человечности. Она портит тебя как демона и сильно глушит инстинкты. Это ненормально, против нашей природы.

– А кое-кому в этой камере человечности явно не хватает! – Я с намеком уставилась на Сэйна. Выразительно так. Наши взгляды пересеклись, и я со всей щедростью своей души предложила: – Хотите, поделюсь с вами? Человечностью! Вам она не повредит, а у меня не убудет.

– Кьяни… – Сэйн приложил когтистый палец к своим губам, жестом призывая меня к молчанию. – Не играй со мной, – понизив голос до шипящего шепота, посоветовал он, – когда я этого не хочу. А сейчас я этого не хочу.

Я деланно безразлично пожала плечами.