Пока мы так залихватски катили, Саша незатейливо любезничал с девушкой, я вдруг озадачился интересным вопросом. А вот я, семнадцатилетний Василий Родионов! Испытывал ли я половой контакт с женщиной?..

Я невольно мыслил такими казенными формулировками, даже не знаю, почему так получилось. Как будто немного стеснялся такого разговора с самим собой. Все физиологические реакции моего организма совершенно соответствовали возрасту и состоянию половозрелого парня с полноценным либидо. Это было нормально, точнее, здорово, но потому-то внезапный вопрос меня и огорошил. По здравой логике, вряд ли Василий успел в маленьком городке с патриархальными нравами вкусить запретного плода, но кто ж его знает…

Под такие рассуждения и шутки-прибаутки старших товарищей мы достигли конторы. Аппетит к этому времени я уже ощущал нешуточный, да и соратники мои, похоже, тоже. В столовую понеслись бодрым аллюром.

Народу, к счастью, было немного: две тетушки явно конторского вида. Они, правда, обошлись без талонов, набрали блюд по выбору, ну а нам вручили по комплексному обеду: винегрет, рассольник, шницель с картофельным пюре, сдобренный знаменитым рыжим соусом, стандартным по всему СССР, а также кисель нежно-розового цвета, неизвестно из чего, но приятного кисловатого вкуса. Вообще все блюда были приготовлены вполне прилично. В шницельный фарш наверняка труженики общепита навертели изрядно хлебного мякиша, так ведь это само по себе не так уж и плохо. Не гадость же какая-то. Словом, слюна и желудочный сок у нас поперли от души. С обедом мы расправились минут за десять, а Витек и вовсе спринтерски. Он, бедолага, похоже, был всегда голодный, это так сказать, его рабочее состояние.

Ощущая приятное чувство сытости, мы расположились в тенечке, образованном углом здания и его подсобного помещения. Судя по всему, это раньше была котельная: технопарк образовался еще до эпохи гигантских теплоэнергоцентралей, и зимой снабжался теплом автономно. Саня со вкусом курил, мы просто балдели, бессознательно переживая светлый летний день, свои молодость, здоровье и легкомыслие. И естественное ощущение того, что нам семнадцать лет, вся жизнь впереди…

По пришествии на место работы Савельич заставил нас перетаскивать из одного ангара в другой какие-то химикалии в плотных полиэтиленовых упаковках. Оказалось, что склад № 27 вовсе не одно помещение, как поначалу я подумал, а целых четыре: еще 27а, 27б и 27в, причем 27в у черта на куличках. Короче, время пролетело быстро, и вот уже пять часов, скоро конец рабочего дня. В этот самый момент Раиса Павловна, зашедшая в «кабинет» дяди Коли, нарвалась на телефонный звонок.

— Савельича?.. — переспросила она. — Да вроде где-то тут, счас гляну.

— Савельич! — крикнула она. — Тебя к телефону!

— Иду,…мать, — проворчал дядя Коля. — Кому я там понадобился?

— Да вроде Гаврилин это.

Дядя Коля буркнул нечленораздельное. Дальше я тоже слышал его неразборчивый голос — недолгий разговор, затем брякнула трубка.

— Эй, молодежь! — позвал он, выходя из закутка. — Тут вот какое дело. Просят помочь на восемнадцатом складе. Одного человека на завтра. Ну что? Надо помочь. Вот… — он поводил взглядом и указал пальцем на Витьку. — Ты, братец! Вали сейчас на восемнадцатый склад, найдешь Гаврилина. Это заведующий. Скажешь, от Козлова. На завтра поступаешь в его распоряжение.

— А почему я?.. — заныл Витек.

— Потому, что «потому» кончается на «у»! — прикрикнул Савельич. — Тут, брат, как на военной службе, рассуждать нечего. Сказано — стало быть, иди. Давай! Рукавицы где? Потерял, что ли?!

— Да нет… Вот они.

— Все, пошли, покажу, куда топать. У тебя, между прочим, рабочий день почти кончился! Придешь, доложишься, и домой вали. А друзья твои пусть еще попашут.

— Это далеко?..

— Терпимо. Идем!

— Витек! — окликнул я: — Если сейчас отпустят, зайди в бухгалтерию, продукты забери.

— Ладно.

Он и дядя Коля вышли, слышно было, как заведующий объясняет маршрут до восемнадцатого склада, оснащая речь предпоследними словами.

— Ловко сработал, — вполголоса усмехнулся Саша.

— Да, — я улыбнулся. — Мастер!

Дядя Коля вернулся, подмигнул нам:

— Ну что, договор в силе?

— Стопроцентно, — подтвердил Саша.

— Тогда — чекушка, — твердо заявил начальник. — Могу сорваться. Лучше не надо… Ну и закусить. Да и вам на зуб не помешает.

— А кто пойдет? — спросил Саша.

— Мои заботы, — отмахнулся Козлов. — У нас тут свои ходы-выходы и проходные. Вам это знать пока незачем. Деньги давайте и отдыхайте пока. Только в складе не курить!

Мы скинулись, дядя Коля временно исчез и минут через сорок возник с холщовой сумкой.

— Все! — объявил он. — Считайте первый рабочий день законченным. Поработали неплохо. Заслужили?

— Несомненно, — сдерживая улыбку, ответил Саша.

— Тогда пошли!

Дядя Коля запер склад изнутри, в каморке извлек из сумки чекушку «Русской» с длинным горлышком, буханку вкуснейшего хлеба за 16 копеек из серой пшеничной муки — у такой буханки дети, отправленные в магазин, по дороге объедали краешки. Если хлеб был только привезенный, еще теплый, то невозможно было удержаться… Извлек завсклад и сверток из промасленной оберточной бумаги, распространяющий умопомрачительный мясной и пряный дух. Это оказалась буженина — настоящая, не скользкое нечто из двадцать первого века, а сухое душистое мясо в оболочке из нежнейшего сала. Все это дядя Коля стремительно порезал, извлек стакан, налил себе так, чтобы распедалить водку на три приема, торопливо провозгласил:

— Ну, будущие инженеры, за вашу карьеру! — и запрокинул стакан.

Мы переглянулись. Саша подмигнул. Я понял это так: начинай, у тебя язык лучше подвешен!

Савельич с чувством жевал бутерброд, глаза умиротворенно слезились.

— Дядя Коля, — сказал я с интонацией первого ученика, — мы кое-о чем хотели вас расспросить…

— Валяйте, — благодушно позволил он.

— Вот вы упомянули некоего профессора Беззубцева… — начал я и осекся, потому что лицо собеседника вдруг перекосило.