Естественно, я в памяти держал, что без пяти шесть… Как назло, последний час потянулся долго, но это уж так всегда бывает. Где-то без четверти я спросил разрешения позвонить, получил таковое, и строго без пяти набрал номер, разумно рассуждая, что пунктуальность — именно то, что в общении с Леной работает в большой плюс.

Трубку схватили после первого же звонка:

— Да?

— Привет! Звоню как договаривались.

— Ценю. У меня тоже все по договоренности. Подходи примерно в двадцать минут седьмого.

Говорила Лена приглушенно и невнятно, таясь от сослуживцев. А может, и просто так, от таинственной значимости происходящего. Ведь дело нам предстояло сугубо конспиративное… Переодеваясь, я чувствовал, как разбирает меня нетерпение — и старался его сдерживать.

Переоделись, вышли. Саша достал сигареты:

— Погоди, покурим… Или торопишься?

— Да, Сань, спешу. Извини.

— А, ну понятно, — он многозначительно улыбнулся. — Святое дело, готов повторить… Если что, вечером в общаге расскажешь!

— Ладно, — я улыбнулся тоже.

Итак, восемнадцать двадцать! Я соразмерял свой ход с тем, чтобы точно в эту минуту стукнуть в дверь отдела кадров. Все шло по плану, в 18.15 взбежал на портал главного корпуса, вошел, узрел просвещенную бабулю…

И что вы думаете? Она опять читала! На сей раз газету. Похоже, это была «Комсомольская правда». На меня старушка цепко глянула поверх очков.

— В отдел кадров! — веско заявил я. — В обед был, помните?

— Помню, помню, — покивала она. — Первокурсник. Проходи…

Я поднялся, глянул на часы. 18.19. Молодец!

И открыл дверь.

Лена тотчас же выглянула из своего закутка:

— Привет, заходи! Я сейчас.

Она чем-то погремела в невидимой комнате, выскочила оттуда, откинула крышку барьера. Я прошел, пошутил:

— Вот и удостоился попасть в святая святых…

— Это еще не то, — загадочно произнесла она. — Это лишь первое приближение!

Тут я заметил, что в правой руке у нее связка ключей, среди которых есть прямо-таки амбарные экземпляры.

— Идем, — она сперва закрыла входную дверь, затем пошла к дальней двери, грубо обитой листовым железом и не менее грубо выкрашенной в так называемый «шаровый», то есть серый цвет. Я шел следом, с удовольствием глядя на ее ножки в чулках телесного цвета.

— Вот теперь приближаемся… — торжественно произнесла Лена.

Замок дважды звучно щелкнул, она с усилием потянула тяжелую дверь, я поспешил помочь. И мы вошли в полутемную и тесную комнату, со всех сторон стиснутую шкафами и стеллажами.

— Ага! Значит, это и есть ваш архив?

— Он самый, — Лена оглядела его, словно помещица собственную кладовую. — Личные дела сотрудников чуть ли не со времен войны! Самое старое, что я своими глазами видела — сорок девятый год. Может, и старше есть, не знаю.

— Интересно, да, — признал я, тоже озираясь. — Слушай, а почему ты так изумилась, когда я про Беззубцева спросил?

— Почему?.. — переспросила она, идя взглядом по ярлычкам на ящикам шкафов. — Потому, что в самом деле наслышана! От папы и не только.

— Так. А можно поподробнее?

— Можно.

Я узнал, что папа Лены — ученый. Доктор наук. И здесь, в Политехе, когда-то работал. Сейчас, правда, увлеченно трудится в НИИ…

— Тоже химик?

— Близко к этому, но не совсем. Физическая химия.

— Очень почтенно, — поддакнул я к явному удовольствию собеседницы. — И он Беззубцева знал?

— Собственно… — Лена раскрыла один из шкафов, полезла туда. — Собственно, и сейчас знает. Но не общается, конечно.

Она вытащила объемистую сильно потертую картонную папку.

— Ну вот, — объявила не без гордости. — Профессор Беззубцев Илья Аркадьевич в концентрированном виде!

— Превосходно. Так я понял, что мнение твоего папы о нем более, чем критическое… Кстати, как его зовут? Папу, разумеется.

— Папа мой — Игорь Сергеевич. А тебе это важно?

— Ну должен ведь я знать твое отчество.

Девушка хмыкнула со сложным душевным оттенком.

— Пойдем в большую комнату? Здесь неудобно.

Мы вернулись в зал, сели за стол. Лена вернулась к теме: