После этого Ворон отрекся от веры, избегал всего святого. До определенного момента. До того самого дня, когда жизнь не оставила ему выбора.

Ворон зашел внутрь, стараясь не смотреть на иконы. Казалось, они пристально наблюдают за ним. Опустив голову пониже, он окрестил себя знамением и замер возле стены. Его знакомые Священники как раз пели очередную молитву, а девичий хор вторил им. Трещали свечи, подпевали прихожане. Все было как и всегда, только вот парень отчего то чувствовал себя не в своей тарелке.

— Что не присоединился? — тихо спросил Микола, встав рядом.

— Не горю желанием.

— Не по-Божески это как-то, Володар.

Ворон вскинулся, услышав свое истинное имя. К нему давно так не обращались, да и он запрещал. С прошлым покончено.

— Не зови меня так.

— Отчего же? Очень хорошее имя. Подходит тебе.

— Меня зовут Ворон и не как иначе.

Микола улыбнулся примирительно.

— Я знаю тебя очень давно и понял, что ты встал на путь истинный. Прекрати бояться себя, иначе никогда не быть тебе слугой Бога.

— Никогда не собирался им быть, — настроение упало ниже некуда и он, кивнув на прощание, вышел.

Полностью углубившись в мрачные думы, Ворон сам не понял, как забрел в таверну. Взял морс и сел за стол. Ничего из еды не лезло, он чувствовал лишь тошноту. Надо добыть карту и попробовать определить приблизительный маршрут ведьмы. Он предполагал у кого могла быть такая карта, но общаться с бывшим другом не хотел. Ссора их болезненна до сих пор.

Допив морс и не почувствовав вкус от волнения, Ворон разладил рубашку, хоть та мятой не была, и долго бродил вокруг церкви, то и дело вздрагивая от звона колоколов.

Собравшись с силами, покинул территорию и пошел в центр города, где в оружейной лавке работал Мирослав. Славку он не видел лет пять и теперь не представлял, как тот выглядит. Сердце колотилось в груди все сильней, каждый шаг отдавался в висках. Дыхание сбилось, парень едва не спрятался за стену дома, когда увидел светловолосую макушку. Задохнувшись, Ворон спрятал дрожащие руки за спиной, медленно растягивая губы в натянутой улыбке. Мирослав вымахал под два метра, похорошел, накачал себе руки и ноги и выглядел как молодец на выданье.

— Доброго утра тебе, Слава.

Тот резко обернулся и выронил топор. Заморгал часто-часто, потер глаза, не веря тому, что видит.

— Ворон? Ты? Или это бесы морок наслали?

— Я, здравствуй.

Мирослав кинулся к нему, заключив в крепкие объятия, намереваясь, видимо, задушить. Священник растерянно обнял в ответ. Ох, не так представлялась эта встреча. Друг будто забыл их конфликт. Будто его и не было никогда.

— Как дела у тебя? Выглядишь уставшим, пойдем.

— Погано, Слава. Погано, — проговорил Ворон.

— Понимаю. Во что опять вляпался? Слышал тут бабу привезли какую-то. С подселением.

— Как быстро слухи расходятся, с ума сойти! — потер лоб Ворон, заходя внутрь магазина.

Мирослав кивнул, открыл дверь в подсобку. Ворон тут же врезался в стул, настолько маленькой оказалась комнатка.

— Пиво есть. Будешь? Мать варила, очень вкусное.

— На работе бухаешь? Не гоже, Слава. Гнев Божий на себя нарекаешь, — поучительно проговорил Священник, погрозив пальцев, а потом рассмеялся, увидев, как у друга вытягивается лицо.

Тот облегченно вздохнул, разливая пенное по стаканам.

— Я думал тебя совсем испортили в церкви. Рассказывай, зачем пожаловал. Явно не просто так проведать. Раз столько лет обходил меня стороной.

— Да, ты прав. Мне карта нужна. Я помню, ты увлекался этим. Может, остались наброски?

Мирослав задумался, отпил пива и кивнул.

— Да есть. Но не такие точные, как у профессиональных картографов.

— Мне любую. Очень нужно. Найдешь?

— Да, только они дома. Закончу и поищу. Ты все там же? При церкви?

Ворон кивнул, поднимаясь.

— Тогда зайду вечером. Ты же не против? Кстати, у нас гулянья будут завтра ближе к вечеру.

— Что за гулянья? — удивился Ворон, не припоминая никаких праздников.

— Дочь Главного замуж выходит. Говорят угощения прямо из его замка принесут и раздадут всем. Придешь?

Священник подумал, что сматываться надо как можно быстрей. Праздники и всеобщие гулянья с попойками не приносили утешения, а радости так тем более.

— Не знаю, у нас есть дело. Его закончить нужно, пока до греха не довело.