Лёля посмотрела в черноту, туда, где должны были быть глаза наездника. Жуть какая. И сердце её заячье колотиться не переставало. До чего же защитники Нави страшные! Она уже приготовилась было поприветствовать воинов Чернобога, как… Струя пламени ударилась о землю у её ног, заставив с пронзительным визгом отскочить назад.

— Ай! — от боли и неожиданности выкрикнула Лёля, когда её затылок встретился с каменистой грядой.

Между ней и огнедышащим аспидом стояла взявшаяся из ниоткуда Ульяна. Не сама она отскочить успела, запоздало осознала Лёля. Это Ульяна схватила её и отбросила к камню, одновременно прикрыв собственным телом. Русалка озиралась по сторонам, но Лёля знала, что не найдёт она то, что ищет. Ни капли воды не сохранилось в этом сухом краю.

— Эта? — хриплым голосом спросил один из всадников, наконечником копья указывая на русалку.

Аспиды на землю не опускались. Второй кружил выше, и Лёля боялась, он атакует сразу же, если она вздумает хотя бы просто пошевелиться. Но почему? За что взъелись на них стражи границ? Неужто приняли за ту нежить, что пытается извне в Навь прорваться?

— Эта. Не трожь, сам возьму, — пророкотал второй всадник.

Лёля снова закричала, когда прикрывающая её спина Ульяны исчезла. Как тряпичную куколку, русалку подхватили острые когти, кольцом обвились вокруг тонкой талии. Ульяна с ужасом посмотрела на Лёлю, протянула руку, но Лёля не успела её ухватить. Слишком быстро рванули вверх и без того израненное тело сильные крылья. Голова пленницы дёрнулась, разметались чёрные волосы. Лёля прижалась к камню, оставшись без защиты пред нацеленными на неё тёмно-красной пастью аспида и серо-бурым остриём копья.

— Служанкой аспида своего побалуй! Не нужно, чтобы Чернобог раньше времени о пропаже узнал! — скомандовал, поднимаясь выше, уносящий Ульяну всадник.

— На кой нам служанка, коли госпожу унесли, — осклабился жёлтыми выщербленными зубами оставшийся воин. — Жри, малец, я дозволяю, — похлопал он по шее своего аспида.

На Лёлю пахнуло вонью и жаром, когда аспид поддался вперёд, разевая пасть. Голова закружилась, на лицо брызнула горячая слюна. Перед гибелью Лёля не думала о своей боли, о боли тела, сжираемого заживо. Она думала о том, как больно будет Догоде, когда найдёт он её окровавленные останки. Если б знала она, что всё так закончится, не ответила бы на его любовь. Лишь бы только оба брата в безопасности были…

Послышалось ли ей, до смерти перепуганной, или резкий птичий крик воздух пронзил? А потом вспыхнул огонь. Другой огонь, яркий, жёлтый. Полыхнул перед её глазами, но не на вершок не задел. Чёрный аспид пошатнулся в воздухе, а опалённый наездник истошно завопил. Лёле казалось, что вжиматься в камень больше некуда. Горели седые космы, торчащие из-под шлема, ошмётки одежды в прорезях дряхлых доспехов, несло гарью, зловонием тлеющей плоти. Неужели мёртвые могут что-то чувствовать? Ящер завыл, но скорее чувствуя агонию хозяина, а не страх — ему ли, тому, кто огнём дышит, бояться чужого пламени? Чужого? Лёля обернулась.

Догода! Подобрав развевающееся платье, она скользнула мимо мечущегося чёрного аспида и, пытаясь не споткнуться в клубах дыма, бросилась к любимому. Ужас и паника ушли только тогда, когда она, зажмурившись, прижалась к его плотной горячей чешуе. Лёля слышала, как нёсся на них вражеский аспид, её обдуло горячим ветром, когда Догода снова выдохнул свой огонь. Её пальцы сводило судорогами, так сильно цеплялась она в своего защитника. Что-то больно коснулось её щёки, и по лицу потекла тёплая струйка. Лёля отказывалась открывать глаза и возвращаться в этот кошмар. Только спустя несколько секунд тишины она вспомнила, что не видела Похвиста, и осмелилась осмотреться.

Чёрный аспид пылающим факелом исчезал среди тусклых звёзд. На узкой тропе не было никого, кроме неё и Догоды. До самой каменной гряды простиралась жжёная трава, огромные валуны, вывороченные из земли, оплавились, опалённое древко копья неведомого злодея напоминало о том, как направлено было точно Лёле в лицо. Оранжевые глаза янтарного аспида пытливо разглядывали её узкими зрачками, а крыло прикрывало голову, словно крыша. Поняв, что она спасена, Лёля разрыдалась.

Она плакала так горько, что не заметила, как Догода снова стал собой и заключил её в порывистые объятия.

— Ульяна… — у неё не было сил даже что-то объяснять.

Лёля знала, что ранила щеку, и сейчас её кровь пропитывала нарядную рубаху любимого. «Она снова портит работу Морены», — пришла в голову Лёли бесполезная мысль. Сердце в груди Догоды билось поверхностно и часто, Лёля слышала каждый его стук. Он гладил её волосы, но взволнованным взглядом скользил по окрестностям. Похвист… Неужели и он тоже, как Ульяна… Лёля зарыдала горше. Но затем она нежданно ощутила саднящую боль в горле. Такую, что сложно было дышать, не то, чтобы говорить. Лёля опознала это уже испытанное однажды чувство. Род Великий, почему она такая бесполезная? Почему её дар просыпается только в минуты страданий? Лёля вытерла слёзы и отошла от Догоды на три шага.

— Молчи, — предупредила она его самоубийственную попытку заговорить.

«Великий Род, — Лёля склонила голову, пытаясь не потерять это чувство чужой боли, забрать её, перенести на себя. Она молилась молча, потому что теперь и сама не могла говорить. — Прости, что лишь в минуту трудную к тебе обращаюсь. Даруй исцеление Догоде, тому, кто от смерти верной меня уберёг. Верю, по милости твоей не откажешь ты просящей. Спаси нас, Род Всемогущий. Всех нас убереги».

И Лёля ощутила, что Род не отказал. Она смогла вздохнуть, а значит, сможет и Догода. Когда Лёля открыла глаза, Догода держался за горло и, казалось, не верил в случившееся.