– Есть узелки…

– Глаз?

– Пока видит.

– Как давно?

– Неделя, может больше… Есть предположения?

– Есть одно, но это невозможно.

– Да, у меня тоже.

– Но послушайте, это же сказка, миф…

– Тем не менее, болезнь налицо, прошу прощения за каламбур.

– Действительно…

– Хватит шептаться, в конце концов, я все слышу, – не выдержал Габриций. – Что со мной?

Мартейн задумчиво посмотрел на мага.

– Позвольте мне сослаться на непререкаемый авторитет, – сказал он и подошел к книжной полке. Пробежавшись тонкими пальцами по корешкам он выбрал не какой-нибудь медицинский трактат, а последний том «Истории упадка и разрушения государства Сверхкоролей» Гиврума Глосса. Лекарь пролистал книгу и протянул ее Габрицию раскрытой. Пальцем он отметил место в тексте. Маг недоуменно взглянул на Мартейна, но книгу взял и начал читать. Внезапно он задрожал, зашипел, как змея, и швырнул книгу на пол, как будто она была из раскаленного металла.

– Смеетесь надо мной? – рявкнул. Его руки дрожали.

– Боюсь, что нет, – Мартейн машинально подобрал брошенную книгу и поставил ее на место. – По всем признакам, это Великая Чума.

– Невозможно! Нет, господин Орф, я не верю вам. По каким-то неизвестным мне причинам, вы решили обмануть меня, посеять семена страха в моем несчастном старом сердце. Я не знаю тех низких мотивов, что двигают вами, но я не куплюсь на эту ложь!

– Я верю в факты, великий лорд. А факты именно таковы, что это – Великая Чума. Поверьте, я всем сердцем желаю ошибаться.

– Но ведь… Если это так… От нее ведь не существует лекарства? Значит… значит, я умру? – маг как-то внезапно осунулся, съежился, скукожился, отчего кресло словно вдвое увеличилось в размерах.

– Прошу прощения, но мне кажется, ситуация гораздо серьезнее, – грустно сказал Мартейн. – Боюсь, умереть могут все жители города.

Ветер со всей силы навалился на окна, так, что жалобно заскрипели их деревянные переплеты, он завыл, заревел в камине, вытолкнул из него в библиотеку клуб дыма, пролетел над крышами, протиснулся среди домов, выметая остатки тумана, подхватывая мусор, и ворвался на рыночную площадь. Торговцы торопливо сворачивали палатки, тенты и прилавки, горожане торопились закрыть окна тяжелыми ставнями, а над их головами черные тучи надувались, как паруса. Гнулись и трепетали гильдейские флажки и дворянские стяги; раскачивались вывески и повешенные около Дома Совета преступники, облитые смолой; скрипели ржавыми цепями висячие светильники; вздыхали черные от печного дыма чердаки; ревели и свистели трубы. Многочисленные городские колокола отбивали тревожный набат, то ли с помощью человеческих рук, то ли разбуженные колоссальным напором ветра. Дневной свет околел, погубленный бурей; откуда-то, с далеких ли тихих холмов, из прохладных ли горных глубин, ветер принес семена мрака и щедро засеял ими город.

Из грозовых туч буря выстроила над Бороской пугающий, неправдоподобный небесный замок с фантомными башнями и бастионами, вздымающимися и опадающими под порывами ветра. И грянул гром. Молния расщепила небесный свод на множество фрагментов, которые тут же стянулись вместе, чтобы через мгновение снова распасться, и снова собраться, и еще, еще, еще. Электрический свет обнажил призрачную анатомию города, его белый костяк, на миг лишенный теней. Хлынул ливень. Косыми водопадами он обрушился на древние улицы Бороски, забурлил в желобах и канавах, накрыл прачек, бегущих от реки с корытами, полными выстиранного белья, процессию паломников, поспешивших укрыться зонтами со священными символами, неподъемного нищего, который хныкал и жалобился разъяренному небу на свою судьбу, а птицы прятались под мясистыми стропилами его тела.

Буря злобилась и ревела на тысячу голосов. Испуганный Игрос Угаин спрятался в Лаборатории, забился в угол и рыдал, закрывая лобастую голову руками. Бледная девочка сидела в самой высокой комнате Башни и завороженно наблюдала за грозой; молнии отражались в ее глазах. Широкоплечий человек в странной одежде с трудом продирался сквозь ночь и шторм, неся старуху на закорках. Юноша сжимал искалеченной рукой меч, преклонив колени в молитве. Худой черноволосый человек выкручивался, как червь, выбираясь из подземного склепа. Тучный мужчина в дорогой одежде хохотал самозабвенно, до икоты, пересчитывая воробьев, и лунообразное, белесое его лицо морщилось от веселья. В темной комнате при свете свечи человек разглядывал красноватую пузырчатую сыпь, появившуюся на его руке, чуть повыше запястья.

В таверне «Разрубленный шлем» было не протолкнуться. Спасаясь от бури, сюда бежали те, кого она застала на улице: грошовые лоточники и иноземные купцы в шалях и тюрбанах, горькие пропойцы и набожные паломники, странствующие рыцари и профессиональные головорезы, завистники и весельчаки, лодыри и работяги, гордецы и скромники, черные, светлые, рыжие, с веснушками и без оных, с бородавками и без оных, с зубами и без оных. В воздухе стоял пар и смрад от сохнущей одежды и неумолчный гвалт, заглушающий даже шум бури. Печь на кухне отчаянно чадила из-за ветра, и дым валил прямо в зал. Трактирщик с высоты стойки разглядывал этот хаос, подозревая, что здесь бардака не меньше, чем снаружи, а то и побольше.

– Не к добру это все, – с мрачным удовлетворением сделал он свой излюбленный вывод, и в этот раз, не подозревая этого, был как никогда близок к истине.

Уловка 1.

Специалист по выживанию.

Эбрауль Гау был набожным человеком, поэтому он горячо помолился Близнецам об успехе своего дела, прежде чем вклинить ломик под крышку выкопанного гроба.