Шрифт:
Прислонившись спиной к стене, сложенной из подобранных один к одному камней, Бетани наблюдала за тем, как все остальные, словно мартышки, разбежались по каменным террасам и принялись заглядывать под булыжники и шарить в траве. Они напомнили ей резвящихся ребятишек. Когда она подняла глаза на Трейса, ей стало ясно, что его что-то беспокоит.
— Что случилось? — спросила она, но он только пожал плечами.
— Не знаю. Мне это не нравится.
— Это и есть… — она взмахнула рукой в направлении каменистых террас, — город, о котором ты говорил? Вообще-то он не такой, каким я его представляла.
Трейс покачал головой, его рука лежала на спусковом крючке револьвера.
— Нет. Город как раз над террасами. Это и странно, черт возьми.
— Что ты хочешь сказать?
Он мотнул головой.
— Я хочу сказать, что находка золотой серьги, лежащей прямо посреди дороги — это не то, что я ожидал.
— Может, ты излишне осторожен, — проговорила она после небольшой паузы, на что он снова пожал плечами.
— Да. Может.
— Но ты так не думаешь.
Его темные глаза скользнули по ее лицу, и он едва заметно улыбнулся.
— Да. Я так не думаю.
— Тейлор! — окликнул Риган, и Трейс отвел глаза от Бетани.
— Чего?
— Как идти к городу?
Трейс сжал в руке мачете и направился к густым зарослям бамбука, ритмичными движениями срезая их; лезвие мелькало среди побегов толщиной с большой палец. Отсекаемые листья со свистом летели на землю. Остальные участники следовали за Трейсом, прокладывавшим для них путь вокруг выступа стены.
Когда заросли были расчищены и за ними открылась стена из великолепного белоснежного гранита, у Бетани перехватило дыхание. Рядом с ней стоял отец, который тоже пришел в восторг и, всплескивая руками, умолял спутников ни в коем случае не разрушать ничего и как можно больше освободить место от растительности.
Частично скрытое за буйно разросшейся зеленью, их взорам открылось каменное сооружение, будто забытое в веках и уснувшее на время. Тяжелые каменные блоки были настолько плотно пригнаны один к другому, что тончайшее лезвие не прошло бы между ними.
— Этот громадный блок из гранита, должно быть, весит не меньше пятнадцати тонн! — выдохнул в экстазе профессор Брэсфилд. — Никто не поверит, что мы нашли!
— Вы, надеюсь, прихватили новую камеру, — сухо заметил Трейс.
— Разумеется, разумеется! Какие впечатляющие места мы нашли! Я не могу адекватно выразить моих чувств, — приговаривал Брэсфилд, сосредоточенно шаря в мешке в поисках измерительных инструментов.
Когда профессор, судя по всему, окончательно забыл о его существовании, Трейс покачал головой. Брэсфилд с головой ушел в процесс вбивания в землю деревянных колышков, а потом принялся натягивать между ними бечевку, чтобы получить таким образом эталон для измерения площади.
— Этим он будет заниматься до темноты, — прокомментировала Бетани, отвечая на вопросительный взгляд Трейса. — До тех пор он о нас и не вспомнит. Или пока ему не понадобится наша помощь.
— Ты, похоже, ничего не имеешь против.
Она рассмеялась и откинула со лба пряди волос, застилавшие ей глаза.
— Почему бы и нет? В конце концов, для этого мы сюда и забрались. Это осуществление самой заветной мечты моего отца.
— Немного грустно, тебе не кажется? — сказал Трейс, прислонясь спиной к высокой каменной стене.
Озадаченная, Бетани посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Почему?
— Обычно процесс осуществления мечты делает человека счастливым, а не завершение пути к нему.
— А в данном случае и не должно быть завершения. Сейчас для него все только начинается. Даже если эта сережка окажется единственной находкой, папа будет счастлив. Осколки керамических сосудов, эти каменные сооружения — все это поглотит его с головой.
— А слава? — с едва заметной усмешкой поинтересовался Трейс. — Успех, который ждет его, как первого археолога, оставившего потомкам описание этих развалин?
Слова Трейса сбили Бетани с толку, и она какое-то время молча смотрела на него, склонив голову набок. Наконец она спросила:
— Тебе не нравится мой отец, да?
— Не очень. Мне кажется, что глиняные черепки не являются достаточным оправданием ни для риска пролития крови, ни для загубленной жизни дочери.
— Тогда почему ты пошел с экспедицией? Если ты так его не любишь…
— Мне не неприятна его дочь, — со значением произнес Трейс, и Бетани вспыхнула. — А, кроме того, как я понимаю, не столько он мне не нравится, сколько, как мне думается, у него несколько смещенные понятия о жизненных ценностях.
— Все мы несовершенны. — Это заявление было сделано таким непреклонным тоном, что Трейс, оттолкнувшись от стены, быстро преодолел несколько шагов, которые их разделяли.
— Послушайте, Бетани Брэсфилд, я не хочу делать вид, что испытываю чувства, которых на самом деле не испытываю, и при этом следить за тем, чтобы не задеть вас. Мне жаль, если вы неспособны оценить мою откровенность.