– Постой, – говорит Фай ей вдогонку. Дженн оборачивается. – У меня где-то есть книга на эту тему. Если, конечно, ты хочешь узнать больше и без комментариев Робби.

– Конечно, хочу, – кивает Дженн. – Это было бы здорово, спасибо.

Пока семья продолжает разговор, Дженн выскальзывает из отделанного камнем патио и направляется в сторону кухни. Солнечный южный фасад огромного дома постройки 1920-х будто улыбается ей.

На кухне Дженн ставит в раковину фарфоровые тарелки, и они приземляются с тихим звоном. Это старые, пожалуй, даже очень старые на вид тарелки, с гирляндой маленьких розовых розочек по белому ободку. За окном в тюдоровском стиле слышится очередной взрыв смеха из прохладного патио.

Здесь она чувствует себя как дома. Ей нравятся эти люди, которые приняли ее так, словно она одна из них.

Даже сосчитать трудно, сколько раз они бывали у родителей Робби: то заглянут на кофе с печеньками, то на ужин, то просто зайдут поздороваться, когда и у Дженн, и у Робби выходной. Джилл и Кэмпбелл в любое время принимают их с распростертыми объятиями, особенно Джилл – она всегда рада поболтать и проявить материнскую заботу. Робби – младший из троих детей, единственный сын. Он тоже обожает Джилл, всегда обнимет, нальет чаю, поможет сделать что-то по дому.

Но Дженн не понимает, почему они так обращаются с Робби, – все эти уничижительные комментарии и шуточки по поводу его работы. Это что-то необъяснимое. Он легко мог бы открыть свой ресторан и достичь успеха. В этом она не сомневалась. Почему же они смеются над ним?

Когда Дженн открывает кран, чтобы налить горячую воду в глубокую керамическую раковину, чьи-то шаги заставляют ее обернуться к двери. Она улыбается, увидев Джилл с очередной стопкой тарелок.

– О, моя дорогая! Просто оставь все это в раковине! – восклицает Джилл. – Не утруждайся.

– Все нормально, – отвечает Дженн, ополаскивает тарелку и ставит ее на решетку. – Я быстро.

– Кыш отсюда! – шутливо прикрикивает на нее Джилл и отстраняет от раковины. – Иди лучше возьми себе еще шампанского из холодильника.

– Ладно, – смеясь уступает Дженн. – Вам налить немного?

– Вообще, мне уже достаточно, разве что еще капельку, – улыбается Джилл. – Да, и захвати чистые бокалы. Те, что на улице, уже нагрелись.

Распахнув дверцу гигантского холодильника, Дженн тянется за шампанским и слышит, как стекло неприятно скрежещет о пластик, когда она достает бутылку. Потом берет из старинного буфета два бокала на длинных ножках и наливает вино. Пожалуй, ей тоже уже достаточно, но день такой чудесный, воздух все еще теплый, – хочется немного продлить это очарование.

Поставив бокал для Джилл возле раковины, она выглядывает из окна в сад и делает глоток.

Джилл поворачивается к ней, ополаскивая очередную тарелку.

– Знаешь, Дженн, ты такая умница, – говорит она, внимательно глядя на нее.

Эта фраза застигает Дженн врасплох, – она вспоминает другую кухню, другую маму. Какая ты у меня умница.

Не зная, что ответить, она опускает взгляд и начинает рассматривать испещренный трещинками каменный пол.

Но Джилл как будто не замечает этой заминки.

– Мы так чудесно ладим. Надеюсь, у вас с Робби все сложится.

Дженн вздрагивает. Она никогда не смогла бы порвать с Робби, это просто немыслимо. Это все равно что потерять конечность. Она думает о последних десяти месяцах (неужели прошло всего лишь десять месяцев?): вспоминает каждый ужин, который он приготовил для нее, каждую шутку, каждый страстный поцелуй в темноте ночи и в нежных предрассветных сумерках. Вспоминает места, которые теперь неразрывно связаны с ним: ливанский ресторанчик рядом с домом, который они объявили «своим» после того, как провели там веселый вечер за табуле; закуток на канале, где они препирались из-за счетов; музей, куда они так спешили; туалет, где у них случился феерический секс; кинотеатр, где они были два месяца назад и где она спросила его в темноте, почему он такой молчаливый, а он произнес вслух то, что она уже давно чувствовала, – «Я люблю тебя».

– Я его не брошу, – говорит Дженн.

– Отлично, – улыбается Джилл, но в ее лучистых глазах промелькнула тень тревоги. – Вы прекрасная пара. Ему с тобой лучше.

Дженн делает глоток, сердце застучало сильнее.

– Что вы имеете в виду?

– Да так, – говорит Джилл и снова поворачивается к раковине, натянуто улыбаясь. – Ничего особенного. Кажется, мне уже хватит.

Дженн прокручивает в голове прошедший ужин: как Робби рассказывал о нелепых ситуациях в ресторане, советовался насчет поездки на остров Скай в следующие выходные; как предложил Фай присмотреть за Струаном в вечер перед отъездом. Робби был дружелюбным, заботливым и забавным. Как и всегда.

Или нет?

Дженн терпеливо ждет, когда Джилл заговорит снова, но та смотрит в окно: на ухоженном газоне Робби кружит племянника, обхватив его за руки, Струан радостно визжит, рядом сидит Фай с бокалом в руке. Лицо Джилл озаряет ангельская улыбка, и на ее морщинки вокруг глаз ложится солнечный свет.

Вытирая руки о полотенце, она говорит, не глядя на Дженн:

– Ну что, идем на улицу?

Дженн хочет что-то сказать, но понимает: момент упущен. Сегодня уже не стоит цепляться за эту нить разговора. Прежде чем уйти, Дженн снова смотрит, как Робби забавляется со Струаном. Мальчик хохочет как безумный, – сильные дядины руки раскручивают его все сильнее и сильнее, кажется, он вот-вот улетит в янтарное небо. Из-за этого мельтешения у нее начинает кружиться голова. Она прижимает пальцы ко лбу и на секунду закрывает глаза.