— Идиоты! Вы что наделали! Опять Ваши дурацкие шутки! Я чуть-чуть на нее не наступила!

— Слушай, — в конце концов не выдержал Валька, который уже успел натянуть штаны, встать и снова зачерпнуть себе воды из стоящего на скамеечке ведра. Его все еще мучила жуткая жажда после возлияний, впрочем, как и меня, и поэтому он был не в лучшем расположении духа. — Или объясни нормально, что случилось, или выйди отсюда и дай нам одеться. Это ты вообще-то к нам в гости зашла, а не мы к тебе! И хватит обзываться! Орать будешь на своего мужа, когда замуж выйдешь!

Я думал, что Люда покраснеет, как рак, как это всегда с ней случалось, и начнет кричать еще громче, однако она неожиданно для нас с Валькой понуро сникла и, хлопнув дверью, выскочила в коридор. Кажется, я услышал всхлипывания. Ну этого еще не хватало… Валька тем временем уже успел одеться, умылся и начал собираться. Да, видать, многого я не знал о Вальке. Пусть Люда — и крайне неприятный человек, но так разговаривать с девушкой… Видимо, Валька просто задел ее за живое: расчетливая комсорг действительно рассматривала замужество как один из вариантов остаться в Москве. Она отшивала простых парней из провинции и других городов, которым хотя бы немного нравилась, и подкатывала исключительно к коренным москвичам, которые жили с родителями, и не в хрущевках, а в престижных сталинках. Только вот москвичи, моментально прознав о ее планах, тут же прекращали общение.

— Давай, — поторопил меня Валька, — я тебе не мама, чтобы каждое утро в школу собирать. Да не переживай ты, не будет Людка долго рыдать. Через пять минут к какому-нибудь первокурснику прицепится со своими дурацкими взносами. Давай-давай, тару надо вынести. Так, две тебе, две мне, — он деловито рассовывал бутылки во внутренние карманы куртки и под свитер, — и две — Леньке. Сейчас зайдет. Аккуратно вынесем, может, и сдать по дороге успеем, хватит на пирожки в буфете. Похоже, кто-то просто решил подшутить и Людке дохлого мыша под дверь кинул. Не очень ее тут жалуют, ну, впрочем, и поделом.

Через пять минут, когда я уже тоже собрался, выяснилась причина нашего резкого пробуждения. Ленька, зашедший стрельнуть чаю и поделившийся присланными родителями конфетами, рассказал, в чем было дело. У него была привычка есть по ночам. Не знаю, почему, но почти каждую ночь, часа в четыре, ему обязательно нужно было перекусить хоть чем-нибудь. Алкоголь, как известно, повышает аппетит, поэтому в ночь после наших совместных возлияний Леньке захотелось не просто булки с маслом, а чего-то посущественнее. На столе еще оставался кусок жареной курицы, уже практически холодный. На кухне, однако, было еще холоднее — отопление еще не дали, а кто-то на всю ночь открыл окна. Поэтому идти туда приятелю совершенно не хотелось. А есть хотелось очень.

Ленька вдруг вспомнил, что где-то у него от злой вахтерши припрятана запрещенная и потому очень ценная электрическая плитка. Он ее привез из дома еще в начале семестра, но плитка работала плохо, а починить все руки не доходили. Поэтому голодный сомнамбул просто завернул ее в пару старых свитеров и запихал подальше в шкаф, чтобы никто не нашел. Когда он вынул из шкафа сверток и развернул, оттуда выбежала мышь и побежала на кровать. Мышей Ленька ненавидел, хотя и видел и их часто в своей жизни. Мышь тем временем проскользнула в приоткрытую дверь и побежала по коридору.

Привыкший довольно просто решать участь ненужной живности деревенский парнишка, которому приходилось резать и кур, и свиней, просто взял хоккейную клюшку, которая была в шкафу и подвернулась под руку, и погнался за мышью. Настигнув ее у чьей-то двери, он благополучно прикончил животину и с чувством выполненного долга пошел досыпать в комнату, уже перехотев есть. А наутро злющая комсорг Люда обнаружила у своей двери малоприятную находку, после чего и заявилась к нам.

— Я и не знал, что это Людкина комната, — веселился Ленька, отсыпая себе пару ложек черного чая, — ну а если бы знал, наверное, подкинул бы специально. А если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то несчастное животное спасло вас от скандала, так?

Я немного подумал и, запихивая вместе с Ленькой бутылки в рукава куртки, согласился. В конце концов, перепуганная и очень злая Люда так и не заметила стоящую на столе батарею пустых бутылок. Так что можно считать, что день начался удачно, и день рождения прошел без неприятных последствий.

* * *

В семь вечера, как обычно, Игорь Михайлович ждал меня в аудитории с компьютерами, в том же виде: волосы взъерошены (во время размышлений он машинально их взлохмачивал), заклеенные изолентой очки висят почти на переносице. Интересно, а он вообще вставал из-за стола? Сдается мне, увлеченный идеей разработки симулятора профессор может иногда запросто забыть о еде и сне. Может, такие слегка сумасшедшие и двигают науку? Надо было и мне в выходные подольше посидеть за книжкой Матвея, вместо того, чтобы праздновать свой второй день рождения с ребятам. Ладно, в конце концов, я — единственный человек в мире, которому второй раз в жизни исполнилось двадцать лет, и можно простить себе эту слабость.

Я снова сел за допотопную ЭВМ, которая мне, зумеру, привыкшему к суперсовременным двадцатисемидюймовым мониторам и компактным системным блокам, казалась подобием древнего артефакта, и снова приготовился разбираться в строках, написанных своим двойником. Однако Игорь Михайлович, отодвинув в сторону свои конспекты, остановил меня.

— Подождите, молодой человек. А давайте-ка Вы мне поподробнее расскажете о том, что в мире изменилось к тому моменту, когда Вы сели в метро и внезапно вышли в восемьдесят шестом году?.