— Дурак ты, — выругался я. В таком тоне я впервые разговаривал с Валькой с момента нашего знакомства. — Да она же любит тебя! Руку твою вон не выпускает! Я когда смотрю на Вас, мне аж противно от того, какие вы сладкие! Брось реветь, давай спать. Утро вечера мудренее. Что-нибудь придумаем.

Валька вытер лицо тыльной стороной ладони, кивнул, набросил полотенце на шею и отправился в душ. А я, решив, что схожу попозже, забрался с ногами на кровать, достал из сумки свой блокнот, в котором рисовал модель виртуальных очков, и начал быстро делать еще кое-какие записи. Лучше это сделать сейчас, пока мысль не выветрилась из головы. А то наутро все забуду.

Итак, произошло еще одно трагическое событие. И кажется, я краем уха о нем что-то слышал, и от отца, и из сети. Если я не ошибаюсь, речь шла о крупнейшем в истории СССР ограблении инкассаторов и хищении денежных средств. Кажется, на место преступления даже сам Ельцин выезжал. Грабителей вроде бы поймали чуть позже. Но это сейчас не важно. Важно то, что Валька не сможет пережить потерю своей возлюбленной. Перед моими глазами вдруг вновь всплыла сцена в милицейском участке, где я увидела, как она нежно накрывает его руку своей ладошкой. А это значило, что мне нужно срочно отложить все остальные дела и завтра, крайний срок — послезавтра — нужно смоделировать новый сценарий развития событий и с помощью очков, которые сконструировал мой отец, предотвратить сегодняшнее происшествие.

Глава 27

Переиграть

На следующий день была суббота. Открыв глаза, я посмотрел на часы — ничего себе, половина одиннадцатого. Вот это я продрых. Зевая и потягиваясь, я посмотрел на соседнюю кровать и обомлел: Валька лежал в той же позе, в какой я его видел, засыпая: на спине, с широко открытыми глазами. Так, надо срочно его поднимать!

Я подошел и потряс его за плечо.

— Вставай.

— Не хочу, — хрипло ответил приятель и повернулся лицом к стене. Пальцами я нащупал мокрую ткань подушки.

— Вставай, говорю, дело есть. Пошли.

— Я никуда не пойду, — также хрипло и глухо ответил Валька, не поворачиваясь ко мне.

Я присел рядом, не зная, что делать. Ну не тащить же этого увальня за руку силой! Как говорил мой психотерапевт, никогда не стоит обесценивать чужие переживания. Говорить: «Что ты разнылся, как баба?» — попросту некрасиво. Я видел, как переживает Валька и как он мучается от того, что считает себя виноватым в том, что не сумел заслонить свою девушку собой. Но в конце-то концов, в чем он виноват? Он даже не видел, как в нее стреляли! Это только в кино, в замедленных сценах можно увидеть, как мускулистый главный герой, который одинаково хорошо и стреляет, и плавает, и бегает, и фехтует, заслоняет любимую от пуль, накрывая ее своим телом. А в жизни всякое случается, и не всегда все можно предугадать.

А мне позарез нужно было кое-что сделать, причем вместе с Валькой, и я четко знал, что без него не справлюсь. Мне нужно было не только еще раз внимательно выслушать его рассказ, но и съездить вместе с ним на место событий, как бы странно это ни звучало. Нет, не с целью еще раз разбередить его душу и заставить еще больше переживать. Мне нужно было узнать все, что произошло, вплоть до мельчайших деталей. Только тогда я смогу смоделировать максимально реалистичный сценарий и с помощью виртуальных очков изменить ход событий. И мне нужно было сделать это сегодня. Как хорошо, что выходной, и не нужно идти на пары!

Валька так и лежал, повернувшись на бок и уставившись в одну точку. Я серьезно запереживал. Как бы приятель не свалился в клиническую депрессию. Это штука серьезная, из нее так просто не выбраться. Может, перестать давить на парня и попробовать просто его уговорить?

— Я твою подушку лосям отдам, пусть соль лижут, — попытался я пошутить. — Слушай, я, кажется, знаю, как тебе помочь!

Валька подскочил на подушке, едва не разбив затылком мне губу.

— Ай, — отскочил я. — Ты что делаешь?

Глаза приятеля лихорадочно забегали.

— Можешь помочь? Как? Ты знаешь хороших врачей? Нужно заплатить? Сколько? У меня сейчас есть…

Он вскочил мигом и кинулся на пол, к дощечке, под которой в тайнике мы хранили все свои сбережения. Валька лихорадочно развернул тряпицу и высыпал на пол несколько купюр.

— Вот, десять, двадцать, тридцать… восемьдесят рублей есть. И сегодня еще сорок будет, стипендию получу! Итого = сто двадцать! Хватит? Врачу надо заплатить? Отдай, кому нужно! Вот, вот, держи!

Я понял, что приятель бредит. Какие деньги? Если бы Тамарину проблему можно было решить деньгами, уверен, Дмитрий Олегович уже бы отдал и заложил все, что можно. Как мне жаль бедного парня!

— Да послушай ты! — я схватил Вальку за плечи и чуть ли не насильно оттащил к кровати, после чего гаркнул: — Сядь! Поговорить надо. Отдышись!

Неожиданно Валька послушался меня, сел, вздохнул несколько раз, и глаза его постепенно приобрели более осмысленное выражение.

— Смотри, — попытался я ему втолковать. — У меня есть идея, как тебе помочь. Но тебе нужно просто слушать, что я говорю, и отвечать на мои вопросы. И сейчас мы с тобой поедем туда, где все это произошло. Мне нужно все это увидеть.