Самолет летит над пустыней (идут титры)

Самолет летит над тайгой (идут титры)

Самолет летит над степью (идут титры)

Самолет летит над большой лесной рекой (идут титры)

Самолет летит над Москвой (идут титры)

***

Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.

1 июня 1988 года

Спецназ уходит на войну.

На мехдворе бойцы закладывают в броню длинные ленты крупнокалиберных патронов к КПВТ.

За ними еще более длинные ленты пулеметных патронов.

За ними в БТР втаскивается АГС-17 «Пламя» и круглые коробки с «огурцами» для него.

Бойцы снаряжают магазины к автоматам.

Стягивают их попарно синей изоляционной лентой.

Разбирают из раскрытого ящика гранаты.

Засовывают в сидора «вшивники»: олимпийки, шерстяные свитера – ночью в пустыне холодно. Поверх сидоров вяжут бушлаты.

Переобувают кирзовые берцы на белые кроссовки. Они хоть и не прописаны по форме одежды, но в них по камням бегать сподручней.

Старший лейтенант Никитин у себя в модуле тоже готов к войне. Поверх «песочки» на нем уже надет трофейный китайский «лифчик», в который он последовательно засовывает автоматные магазины, гранаты, сигнальные ракеты и дополнительные обоймы к «Стечкину», который уже болтается сбоку в бакелитовой кобуре-прикладе.

Проверив остроту клинка на ногте, засовывает в ножны тонкую неуставную финку с наборной ручкой – изделие умельцев-солдат из автомобильной рессоры.

Глянув в зеркало, Никитин, остается собой доволен – боец! Спецназёр!

Надев кепи, выходит.

На мехдворе, Никитин встретился глазами с прапорщиком Гуляевым.

Тот молча кивает: тапа: все в порядке.

Никитин отдает команду:

– К машине!

И вместе с бойцами плюхается на остывшую за ночь броню.

Обняв автомат, словно постаревшую, но безумно дорогую любовницу, слегка нагнувшись в люк говорит, как Гагарин перед стартом:

– Ну, что, мля, поехали!

Поднимая пыльный шлейф, три БТРа, словно цепочка деловитых жуков-скарабеев, двинулась в направлении, прямо противоположном тому месту, к которому нам нужно было выйти в назначенное время. Предстояло еще чуток, до сумерек, попетлять по мандехам, чтобы запутать следы и сбить с толку возможное наблюдение духов с окрестных высот.

Никитин снова кричит в люк:

– Козюлис, слушай задачу: петляй по мандехам до заката.А там - на точку засады.

***

Титры: Шихванд. Провинция Фарах. Афганистан.

30 мая 1988 года.

Капитан Кирпичников, который в офицерской среде отзывался на погоняло «Кирпич», шел по коридору штаба бригады, держа в руках сопроводительные документы на доставку останков лейтенанта Олега Бойко на родину, готовый к отбытию в Союз, шел по коридору штаба, одетый уже в повседневную форму, которую в Афгане никто не носил, когда майор Каримбетов, - низенький человек с узкоглазым лицом характерно азиатского типа, одетый в «песочку», высунувшись из своего кабинета, коротко приказал:

– Зайди.

Кирпичников зашел.

Каримбетов закрыл дверь и показал на стул:

– Садись.

Кирпичников посмотрел на часы.

– Присаживайся. Успеешь на «Тюльпан». Время есть, я узнавал. А нам поговорить надо.

Кирпичников сел. И сидел молча.

Повисла пауза.

– Ну, что ты необщительный такой? – затараторил Каримбетов, - Тебя старший по званию побеседовать пригласил, а ты молчишь, как рыба об лёд.

Кирпичников, наконец, прервал свое молчание:

– Старший - по званию – пригласил, старший и должен задавать тему беседы. Меня так еще в училище учили.

Каримбетов расцвел на глазах:

– Вот это по-нашему. По-восточному. Уважение к старшим – главная добродетель. Вот взять моего дедушку. Поначалу он был басмачом и сражался против советской власти в Туркестане. Но однажды ему встретился у колодца аксакал, который укорил его за то, что он идет против народной власти и служит баям. Мой дедушка послушал старика и дальше воевал на стороне красных против басмачей и даже удостоился ордена Красного знамени Хорезмской народной республики. Вот к чему приводит почитание старших.

– Тридцать седьмой год ваш дедушка пережил? – серьезно, с сочувствием, спросил Кирпич.

– Не понял,– откровенно удивился Каримбетов.

– Я слыхал, как-то, что всех кавалеров ордена Красного знамени Хорезмской республики расстреляли в тридцать седьмом, - вполне спокойным голосом сказал Кирпич.

– Послушай, Кирпичников, ты мне симпатичен,– резко сменив тему, нисколько не обидевшийся, Каримбетов приступил к предложению «от которого трудно отказаться», ласково заглядывая Кирпичу в глаза - давай встречаться просто так, неофициально, потрепаться о том, о сем, можно и выпить немножко. У меня всегда есть. Хочешь? – Каримбетов полез в тумбу стола и вынул бутылку даже не самогонки - водки. Он напоминал старого гомика, соблазняющего чистого, наивного юношу.