Шрифт:
Совершенно нелогичные с точки зрения здравого смысла поступки иных государственных и армейских деятелей "Третьего рейха" станут понятными и вполне объяснимыми, если тщательно проанализировать платежные ведомости рейхсканцелярии и бюджетно-финансового отдела вермахта. Не исключено, что только таким образом будущие поколения историков получат ключ к разгадке многих таинственных страниц 2-й мировой войны!
Глава 18.
Обманутый обманщик
Разговор с Геббельсом
...Разверзлись мрачные глубины, и дыхание хаоса опалило наши души. В сумятице теней страна была парализована сумеречным предчувствием неминуемой беды, казалось, что материализовались древнейшие атавистические страхи, гнездившиеся где-то в самых потаенных уголках подсознания. Знамением времени стали нерешительность, болезненное раздувание "дутых" побед, недооценка реальной угрозы, пессимизм и неверие в будущее. Прогнило что-то в "тысячелетнем рейхе"...
Уже после тяжелейшего ранения Роммеля и неудавшегося теракта фон Штауффенберга, в конце июля и в начале августа я побывал в двух командировках - в штаб-квартире фюрера и на германском Восточном фронте. За время поездок у меня было множество встреч - в том числе и совершенно случайная, с доктором Геббельсом - множество откровенных бесед, споров и дискуссий. Я окунулся в грозовую атмосферу последнего фронтового лета и записывал в блокнот впечатления о каждом прожитом дне, чтобы сохранить непередаваемую интонацию того непростого для страны времени.
В последние июльские дни положение наших войск на Нормандском фронте стало удручающе плохим. Призрак Сталинграда все чаще стал являться командованию группы армий "Б": союзники накапливали силы для расчленяющего удара, противостоять которому остатки наших дивизий уже не могли. Возникала реальная угроза тотального окружения.
На фронте вторжения бесчинствовала пропаганда, направляемая твердой рукой доктора Геббельса и идеологами СС. Там, где можно было обойтись несколькими по-мужски скупыми словами правды, пропагандисты с преступным легкомыслием твердили о набившем оскомину "чудо-оружии и его опустошительном для врага действии".
О последних событиях на аренах военных действий наши фронтовики узнавали из многочисленных листовок, сбрасываемых с вражеских самолетов, или из установленных в районе передовой громкоговорителей. Зачастую это происходило задолго до появления официальных сводок вермахта. Фронтовики тряслись от гнева после каждого нового кликушества "о высоком, как никогда боевом духе войск, о жажде боя и конечной победе над врагом", имея возможность сравнивать геббельсовскую дезинформацию с реальным положением дел.
По поручению командующего танковой армией я выехал в командировку в штаб-квартиру фюрера в отдел военной пропаганды. Я должен был заявить официальный протест компетентным лицам по поводу недобросовестного освещения событий во Франции. Оставалось только удивляться, в каком неведении пребывали высшие командные инстанции относительно положения и реальных возможностей наших войск на фронте вторжения. Со дня событий "20 июля" прошло полмесяца, только что были обнародованы планы формирования фольксштурма{37} , но при этом было крайне затруднительно называть вещи своими именами, не опасаясь обвинений в "пораженческих настроениях".
Я быстро убедился в том, что многочисленные беседы ни на шаг не приблизили меня к решению поставленной командованием задачи. 2 августа, опираясь на собственный опыт и наблюдения, я подал по инстанции рапорт с подробным анализом положения на Нормандском фронте. Я сообщил о том ущербе, который наносит нашему наземному транспорту вражеская авиация, полностью исключив для немецкой стороны возможность любых перемещений в светлое время суток, и о необходимости скорейшего боевого применения "Фау", чтобы остановить растущее недоверие к власти сражающихся из последних сил фронтовиков. Если же "чудо-оружия" на самом деле никогда не существовало и в природе или его боевое применение - это дело отдаленного будущего, пропаганда совершила преступление, попадающее под юрисдикцию военно-полевого суда.
Далее я кратко изложил основные требования фронта: срочно отправить на Запад подкрепление, прежде всего тяжелое вооружение и самолеты; честная и откровенная информация о положении дел на театре военных действий для людей, проливающих свою кровь и честно выполняющих свой долг; строгое наказание, с позволения сказать, "военкоров", распространяющих в тылу дезинформацию о ходе боевых действий на Западе.
Мой рапорт попал к делопроизводителям штабов Йодля и Гудериана, и уже вечером этого же дня меня вызвали на закрытое обсуждение положения во Франции в казино главного штаба вермахта. В эмоциональном стиле Роммеля я обрисовал панораму жестоких сражений на землях Нормандии, но так и не смог преодолеть запрограммированную предвзятость и отстраненный академизм холодно внимавших мне штабистов.
Ровно через сутки я был уже на КП генерал-фельдмаршала Моделя в Ломже. За ужином в присутствии начальника штаба Кребса я еще раз подробно проанализировал положение на Западе. Модель был искренне удивлен нарисованной мной безрадостной картиной и несколько озадачен, поскольку после беспрецедентной катастрофы центрального Восточного фронта и вынужденной перегруппировки для защиты Восточной Пруссии, он возлагал большие надежды на подкрепление с атлантического театра военных действий. Застольная беседа и ядовитые замечания Моделя - типа "все это были только маленькие "бедки", а настоящие беды на Востоке еще не успели начаться" произвели на меня сильное впечатление. Но еще большую пищу для размышления давали служебные донесения генерал-фельдмаршала на имя Геббельса - Модель любезно ознакомил меня с содержанием некоторых из них. Это была ничем не приукрашенная правда о положении дел на Восточном фронте и жесточайшая критика в адрес высшего военного руководства. Маршал безжалостно бичевал деструктивную недальновидность "приказов фюрера", которые "...с пугающим постоянством опаздывают на 24 часа и потому уже не в силах ничего изменить, зато приводят к прямо противоположным результатам - невероятным и бессмысленным потерям в войсках. Доверие солдат и офицеров к высшему руководству стремительно падает. Коллапс группы армий "Центр", вызванный июньским наступлением русских, обусловлен в первую очередь тем, что ОКБ и тогдашний главнокомандующий, генерал-фельдмаршал Буш, ошиблись в прогнозировании направления главного удара Красной Армии. Русские внезапно изменили тактику и вопреки ожидаемым от них привычным действиям фронтально обрушились на боевые порядки немецкой армии. Только за последнюю неделю июня захватили 7 штабов корпусов, рассеяли и разбили 26 немецких дивизий. Безвозвратные потери с нашей стороны составили 300000 человек..."