– Как так Дедом?
– брови Павла поползли вверх.

– Молча. Как еще... лечить его не перелечить, а ты как думал, его тушка, пережеванная этим уродом, сама по себе срастется!?
– Храп передал девочку матери и поднял застонавшего Деда в лапе.

– Он что, жив?
– в один голос спросили Паша и Зоя.

– Живее всех живых... У него, похоже, как у кошки, десять жизней, - Храп отмахнулся от иммунных, как от назойливых мух, и закрыл глаза.

Три дня Храп занимался лишь тем, что лечил изуродованное тело Деда. Кошатина, получив от здоровяка словесное нарицание, больше не подходила к иммунным, откровенно скучала и, тихо поуркивая, напоминала здоровяку про мучавший ее голод.

– Ой, достала!
– Храп опустил тушку старика на песок и повернул башку в сторону подвывающей черной бестии.
– Иди уже, про меня не забудь, когда свое брюхо набьешь, - Храп махнул лапой, жестом показывая направление.

– Ур, - Кошатина резко спружинила, и огромное гибкое тело мгновенно перенеслось на пару десятков метров от реки.

– Даром-то зачем по пустякам пользоваться, - недовольно забурчал Храп, снова поднимая Деда в лапе.

– Храп! Павел рыбы наловил, может, попробуешь ухи?
– Зоя протягивала котелок здоровяку.

– Уха, это что за кушанье?
– он шумно втянул аромат, исходящий от варева.

– Это рыбий суп, - коротко ответила женщина и поставила котелок рядом с Храпом.

– Суп это хорошо, - он когтем подцепил котелок и вылил себе в пасть содержимое.

Причмокнув, оскалился в улыбке.

– Я понимаю, что здесь очень мало, но хоть что-то.

– Как тут вообще рыба осталась, после такого...
– он кивнул в сторону небольшого холма из песка, в котором покоилась туша зараженного водяного.

– Спасибо Кошатине, что закопала эту падаль, а то такую вонь трудно представить, не то что бы вдыхать, - Зоя взяла пустой котелок.

– Ты на Кошатину не сердись, она не специально. Натура у нее игривая, кошачья. Дури, конечно, много, но и польза от нее тоже есть, - Храп виновато опустил башку.

– Я понимаю. Сама виновата, что оставила дочь одну, - женщина подошла к воде, чтобы помыть котелок.

– Эх, хорош супчик, да маловат, - здоровяк положил спящего старика рядом с Зоей.
– Присмотри за ним.

Огромная туша элитника бесшумно встала и, размяв затекшее тело, шагнула в воду, очутившись почти на середине реки. Размотав ткань со своей шеи, здоровяк закинул ее в воду, орудуя лапами, как черпаками. Когда Храп вытащил импровизированный невод, в нем плескались около тысячи мелких рыбешек, поблескивая серебристой чешуей на солнце.

– Зоя! — рыкнул Храп. — Принимай улов. С этими словами он вынес свою «сеть» на берег.

С ткани мутными потоками стекала вода, мгновенно впитываясь в песок. Рыба, оставшаяся без воды, билась, беззвучно открывая рот.

– И что мы с ней теперь делать будем? — Павел недовольно сузил глаза. — Нам ее чистить не перечистить.

– Так вари, жарь, посоли... — перечислил все варианты приготовления рыбы Храп и зачерпнул лапой бьющихся рыбешек, закинул себе в пасть. — Хочешь, запекай на углях. Мы тут еще на пару дней остаемся, так что вам будет чем заняться, и, довольно чавкая, вернулся к Деду.

Несколько дней назад...

Утром Кваз открыл глаза и сразу понял, что что-то не так. В палате, где его содержали последние две недели, было тихо. Мужчина прислушался, опять тишина, — я что, оглох? Кваз сорвал пустую капельницу и приподнялся на локтях. На грязном полу, свернувшись в позе эмбриона, лежала Зоя в собственной блевотине, возле нее, уткнувшись в пол лицом, лежала Таня. Бакс распластался возле двери грязно-желтым ковром, беззвучно содрогаясь в рвотных позывах, возле него, свернувшись калачиком, тихо скулила Чуня.

Кваз подскочил с кровати, совсем позабыв про отсутствие ног, и, скорчив рожу от боли, опустил глаза на пол. Его ноги были на месте, только кожа имела бледно-розовый цвет и сильно чесалась, а кости нестерпимо ломило.

— Мать вашу, да что тут происходит? — Кваз не узнал собственный голос.

Его тело приобрело нормальную форму, и это всего за одну ночь. Но разбираться в собственных метаморфозах было некогда, и Кваз первым делом кинулся к Зое и ее дочери.

Зоя была без сознания, и только слабо пульсирующая венка на шее говорила, что женщина ещё жива. С девочкой всё оказалось сложнее, она не подавала признаков жизни. Кваз переложил почти холодное тело Тани на кушетку и вернулся к Зое.

– Мать вашу, да что происходит?
– мужчина облизал пересохшие губы и трясущимися руками обыскал женщину. Небольшая фляжка была пустой, видимо женщина выпила весь живец когда почувствовала первые признаки дурноты. У девочки бутылочка тоже была пустой.

Чуня, скуля, подошла к нему и уткнулась мордочкой в ногу. Мужчина поднял собачку на руки и прижал к груди.

Собачка затихла, а мужчина почувствовал необычное тепло, разливающееся по телу. Кваз замер, прислушиваясь к новым ощущениям. Так долго его тело было изменено мутацией, что он полностью погрузился к осознанию нового. Все метаморфозы произошли еще ночью, когда он спал или был без сознания, бывший кваз не мог разобраться в своем состоянии, но осознание того, что его тело стало нормальным, обрадовало и одновременно огорчило его. Мужчина открыл глаза и опустил Чуню на пол. Поднялся и осмотрел комнату, ничего нового. Кровать, тумбочка и брошенная на пол капельница. Мужчина поднял пустую бутыль и, сорвав крышку, принюхался.