Я бросаю взгляд через плечо. Симпатичная блондинка наблюдает за мной, уже не стоя за прилавком. Она неподвижно стоит в конце прохода.

Это одно из мест, где эти подонки занимаются незаконным бизнесом? Эта девушка работает на них? Она знает, кто они такие? Кто я? Что мы все здесь делаем? Могли ли ее лишить ее привычной жизни и заставить совершать немыслимые поступки? Должна ли я помочь ей?

Я качаю головой и снова перевожу взгляд на сетчатую дверь. Она могла бы оказаться полицейским под прикрытием. Однако, она кажется слишком юной. Возможно, она обычная девушка, работающая в цветочном магазине, и стоит здесь, потому что просто выполняет свою работу.

— Миранда? — спрашивает она.

Я инстинктивно поворачиваюсь, и не успеваю моргнуть, как Хаггерти оказывается рядом со мной.

— Миранда Сайкс. Это ты?

О, черт, она меня знает. Мое сердце учащенно забилось.

— Нет! Это Сэсси Гровер. Думаю, вы обратились не к тому человеку. — Слова Хаггерти не поколебали меня. Не похоже, что ему что-то угрожает.

Я улыбаюсь.

— Нет, извините. Это не я. — Я стараюсь говорить убедительно, но мой голос так дрожит, что, боюсь, я просто кажусь испуганной. Я и вправду напугана.

— О, ладно. Извините. — Она уходит, и так же быстро, как она это делает, Эмброуз и Скиллит приближаются к нам.

Атмосфера в комнате меняется от прекрасных цветов со сладким ароматом к засохшим лепесткам и запаху разложения.

Хаггерти обнимает меня за талию. Он поворачивает нас налево, затем направо. Его глаза мечутся во все стороны. Он делает шаг вперед, увлекая меня за собой. Мужчины подходят ближе.

Ох, черт!

— Беги! — кричит Хаггерти, хватая меня сзади за футболку и таща за собой. Мои ноги передвигаются как сумасшедшие, пока мы не оказываемся у задней двери и на автостоянке.

— Нас раскрыли. — Это последние слова, которые Хаггерти выкрикивает в телефон, прежде чем спрятать его в кустах.

Черт возьми! Они знают, кто я такая? Мы правда в беде.

Вокруг нас раздаются выстрелы. Со всех сторон доносится шум проезжающих машин.

Хаггерти крепко сжимает мою руку и быстро бежит по заваленному мусором переулку. Он останавливается. Наклоняется, отчаянно продираясь сквозь безжизненный кустарник, который выглядит так, словно был химически отравлен или слишком долго находился под палящим солнцем. Я застываю на месте. В меня снова стреляют.

Хаггерти тяжело дышит… Звук металла, ударяющегося о битум, заставляет меня подпрыгнуть. Мне следовало бы посмотреть вниз, но я этого не делаю. Я едва могу дышать.

— Иди сюда, — кричит он.

Я не двигаюсь.

— Ох, блядь! — восклицает он, бросаясь ко мне и хватая за руку. Он тянет меня, затем обхватывает за талию. — У меня нет выбора, — шепчет он, прежде чем подтолкнуть меня вперед.

Я падаю. Долго.

Плюх.

Мои колени подгибаются, когда я касаюсь ногами земли. Он только что столкнул меня в очередную чертову яму.

— Двигайся! — кричит Хаггерти.

Я бегу к стене.

Плюх.

Поворачиваю голову. Смотрю на Хаггерти.

Мне не нужно спрашивать, где мы находимся, потому что воздух вокруг меня пахнет так, словно на футбольном поле собрались люди, которые съели слишком много фасоли и капусты. Меня сейчас вырвет.

— Бежим, — кричит Хаггерти, когда я хватаюсь за живот и меня рвет. — Нет, у тебя нет на это времени. — Хаггерти дергает меня за руку и, не теряя ни минуты, заставляет меня поднимать ноги по щиколотку в воде с такой скоростью, что брызги заливают мне бока и лицо.

— Остановись, — кричу я.

Он не останавливается. Я не останавливаюсь. Мы продолжаем бежать и бежим, пока мои ноги не ослабевают настолько, что все, чего я хочу — это лечь и уснуть в этой дерьмовой воде, потому что я так устала.

Но мы продолжаем бежать, пока, наконец, Хаггерти не замедляет шаг и не останавливается. Он пыхтит, переводит дух, а затем отворачивает голову в сторону, ударяясь о стену рядом с собой. Меня, в свою очередь, опять рвет.

Следующие несколько часов мы проводим в канализации, не говоря друг другу ни слова. Кажется, что прошла вечность.

Лязг. Лязг. Лязг.

— Они добрались до нас. Помощь уже здесь. С нами все будет в порядке. — У Хаггерти, должно быть, почти не осталось влаги во рту, потому что его слова получаются вязкими.

Я ничего не говорю, потому что, если я открою рот, из него вырвется только рвота из-за невыносимого запаха фекалий.

Кто нас спасает? Что теперь будет? Куда нам теперь идти? Это конец?

Глава семнадцатая

Я просыпаюсь. Вздрагиваю, часто моргая.