Негрос и другие цыгане предпочитали разбивать лагеря в «Зоне» рядом с местами, где они могли зарабатывать на блошиных рынках. Они перемещались между лагерем, расположенным у Порт-де-Шуази или Порт-д’Итали на юго-восточной стороне Парижа рядом с блошиным рынком Кремль-Бикетр, и их любимым рынком лошадей у галереи Вожирар, лагерем у Порт-де-Монтерей с его бесконечным воровским рынком на востоке и лагерем у Порт-де-Клиньянкур на севере с его огромным блошиным рынком в Сент-Уэне. Каждые выходные Негрос водила своих детей на эти рынки, что расцвели на полях «Зоны». Название «блошиные» эти рынки получили из-за блох, которые ютились в обивке старой мебели и другом тряпье, выставленном на продажу.

«Зона» стала миром Джанго. Из таких же, как он сам, манушей из «Зоны» Джанго сколотил банду под горделивым названием «Красные шарфы». Банда Джанго бесстрашно воровала груши из сада при монастыре Сент-Ипполит, наслаждаясь сладким соком запретного плода. Однажды, столкнувшись с предводителем конкурирующей банды, которого звали Большой Лушер (Косоглазый), Джанго бесстрашно встал перед ним и прорычал: «Кошелек или жизнь?!» В итоге Лушер оставил Джанго лежащим на земле с синяком под глазом. «Красные шарфы» пытались пустить под откос трамваи на авеню д’Итали, подкладывая на рельсы болты, украденные с ближайшей

фабрики; воровали уголь с повозок, когда те замедляли ход, поднимаясь на холм по авеню Гобелен; собирали металлолом и сдавали на завод. Как-то раз в одном кафе на авеню д’Итали Джанго с братом увидели боксерский ринг, где дрались за деньги, и на какое-то время он стал их местом заработка. Джанго и Нин-Нин лупили друг друга на ринге, а посетители швыряли им монеты, подбадривая дерущихся мальчишек. Братья, избитые и еле стоявшие на ногах, но с полными карманами мелочи, уходили оттуда в обнимку.

Негрос снова попыталась отправить Джанго в школу. Передвижной класс для цыганских детей организовал бывший учитель, известный как отец Гийон. Вынужденный рано уйти на пенсию из-за пристрастия к красному вину, Гийон открыл собственную школу в «Зоне» в домике, который он соорудил из старого автобуса. Но для Джанго и других цыганских детей, привыкших к свободе, этот гаджо-алкоголик не обладал никаким авторитетом. Джанго предпочитал школу улиц и кинотеатров.

Уже в юности Джанго увлекся азартными играми. Он играл во что угодно и где угодно: в карты, кости, но больше всего любил бильярд. Выиграв, Джанго иногда устраивал себе и Нин-Нину поход в кино. Но если был выбор, они предпочитали обходиться без билетов.

Джанго тянуло в кино словно магнитом. Джанго с братом были постоянными посетителями в большом кинотеатре «Луксор» в Барбесе. Послеобеденный сеанс состоял из двух фильмов, разделенных антрактом. Когда в перерыве зрители собирались в фойе, чтобы угоститься чем-нибудь в баре, Джанго и Нин-Нин смешивались с толпой и пробирались в зал на второй фильм. Их метод работал несколько недель, пока однажды в кинотеатре не устроили показ для детей из близлежащей школы. Среди свежевымытых и одетых в форму школьников два грязных цыганских мальчика были слишком заметны и, конечно же, их поймали. Управляющий кинотеатром заключил с ними сделку: если Джанго с братом развесят афиши перед входом и уберут мусор вокруг кинотеатра, то он пропустит их бесплатно. Они до колик хохотали над трюками Чарли Чаплина, с восторгом смотрели захватывающие приключения пиратов и 90 минут жили их жизнью – мечтали скрестить шпаги с Д'Артаньяном против гвардейцев кардинала, прятались от ужаса, когда на экране появлялся коварный Фантомас. Благодаря фильмам Джанго узнал о воровской чести и рыцарском кодексе и научился ходить с гангстерской развязностью [2] .

Самая ранняя фотография Джанго, сделанная в 1920 году, когда ему было десять лет, запечатлела его с группой цыган и матерью. Джанго одет в потрепанный костюм, с небрежно повязанным галстуком, на его голове – лихо надетая фетровая шляпа. В то время как остальные цыгане смотрят в землю или в сторону, взгляд Джанго устремлен в камеру. Черные глаза излучают самоуверенность и заносчивость, а на губах застыла бесконечно озорная улыбка.

А потом была музыка. Она была главным заработком его отца и матери. Мелодии, исполняемые на цимбалах, банджо и гитарах, арфах и фортепиано, пропитали всю его сущность. Музыка сопровождала его во время паломничества в Сен-Мари-де-ла-Мер, где скрипачи-мануши исполняли песни в традициях восточноевропейских цыган, а испанские житаны исполняли фламенко на гитарах, – на блошиных рынках, где цыгане развлекали публику за деньги; у костров, где бы они ни горели. Музыка была неотъемлемой частью любого события – от крещения до похорон. Манушам и житанам, как, впрочем, и большинству цыган, музыка была необходима как воздух.

Жан-Эжен продолжал руководить своим танцевальным оркестром. В нем было семь человек, среди них – пианист Неллоне и мультиинструменталист Гилигу, владевший скрипкой, банджо и гитарой. На фотографии оркестра Жана-Эжена, сделанной в 1915 году, мы, помимо Жана-Эжена, видим двух скрипачей, басиста и двух гитаристов, один из которых держит двухгрифовую арфовую гитару, дополнявшую фортепиано Жана-Эжена. По тем временам это был амбициозный оркестр. Пианино в цыганских оркестрах было редкостью, однако Жан-Эжен героически возил его с собой. Сестра Джанго Сара вспоминала, как оркестр их отца играл в шикарных отелях Парижа и на Лазурном берегу, а также в танцевальных павильонах под открытым небом, известных как гингеты – загородных открытых кабачках, расположенных вдоль реки Марны за пределами столицы в Ла-Варенн-Сен-Илер. Гингеты были излюбленными местами отдыха парижан того времени. Сара иногда аккомпанировала на фортепиано своему отцу, игравшему на скрипке. Их репертуар включал популярные песни, легкие оперные арии, ранние уанстепы, классические вальсы Шопена, цыганские мелодии, а также «Чардаш» Витторио Монти и «Серенаду» Франтишека Дрдлы.

Первым инструментом Джанго была скрипка. Этот инструмент, который традиционно выбирали многие музыканты из-за его небольших размеров, идеально подходил для плаксивых мелодий популярных цыганских скрипачей Жана Гулеско и Жоржа Буланже. Джанго учился игре на инструменте у своего отца, дяди Гилигу или других родственников. Обучение происходило в стиле «вопрос-ответ» – практика, распространенная среди цыган. Взрослый учил ребенка мелодии и аккордам песни, старательно показывая их пальцами и терпеливо проигрывая песню до тех пор, пока ребенок не выучивал ее наизусть. С 7 до 12 лет Джанго периодически играл на скрипке в ансамбле своего отца.