— Пустяки.

— Ну… Давай попробуем.

Я взял свою десятку, положил гриф на помост. Подошел к нему, готовясь к рывку. Когда подсел и выровнял ноги, взял гриф в хват, привстал, вставив спину, а потом ловко совершил снятие, рванул штангу и жестко зафиксировал ее над головой. Когда встал, по старой памяти кинул гриф, и тот, с грохотом упал на резиновую подложку.

Когда я посмотрел на тренера, он тут же скрыл свое изумление, ярко горевшее на грубом лице.

— Давай-ка толчок, — предложил он ошарашенно.

Я кивнул. Попарвил гриф и подсел снова. Сняв штангу, рванул ее и легко взял на грудь. Потом, выровняв хват, выпрыгнул в ножницы, подняв гриф над головой.

— Признаться, — начал Константин Викторович, когда я бросил штангу. — В моей практике такое впервые… Пухленькие двенадцатилетний мальчонка первый раз приходит в зал, и с ходу выдает идеальную технику… Такого просто не бывает… Или… Или же у тебя какой-то талант?..

— Будем считать, — сказал я, приведя дыхание в норму. — Что у меня талант.

Признаюсь, мои собственные способности удивили и меня. Удивили и воодушевили. Не успела пройти эйфория, которая бывает после тренировки, как снова захотелось в зал. Захотелось работать, чтобы скорее привести свою форму в норму, чтобы начать, наконец, серьезный спортивный путь.

Константин Викторович тоже преобразился. Если сначала он показался мне угрюмым и немножко нелюдимым, теперь он просто загорелся, увидев мои результаты после первой тренировки.

Всю дорогу домой, когда громкий двигатель мотоцикла нам это позволял, мы разговаривали про тренировки и атлетику.

— Тебе точно лежит путь в тяжелую атлетику! — Кричал мне сквозь гул мотора, тренер, пока пропускал красные Жигули на главной дороге. — Только не отступай! Тогда таких результатов добьешься! Таких, что… что у меня самого дух захватывает!

— Добьюсь, — кивнул я ему с улыбкой.

Наконец, мы свернули с трассы и поехали по гравийным улицам городской окраины. Промчавшись под тенью ореховых крон, Константин Викторович свернул на тонущую в вишневом цветении улицу, по которой я жил. Подъехав к моему зеленому забору, физрук заглушил двигатель, снял Шлем.

— Глупостью будет, если мама станет стоять против твоих тренировок, — убежденно сказал он. — Настоящей глупостью. Она такой талант загубит!

— Не загубит, — сказал я, выбираясь из люльки. — Я же сказал, на этом пути меня ничего не остановит.

— Ну, дай бог, — улыбнулся мне Константин Викторович.

Внезапно калитка лязгнула и распахнулась. В проеме нас встретила мама.

— Костя? — Удивленно спросила она, а потом зло добавила: — Володя, куда ты с ним ездил?

— Зина, да подожди ты, не пугайся, — добродушно отмахнулся Константин Викторович. — Ты лучше послушай, что я тебе сейчас расскажу. Твой сын…

— Вот именно. Это мой сын. — Зло проговорила мама. — И, кажется, я тебе говорила, что больше не хочу, чтобы ты рядом со мной, а тем более, рядом с ним околачивался. Ты нашей семье одни только беды приносишь.

— Ну тише ты, Зина. Соседей перепугаешь. — попытался охладить ее пыл тренер. — Ты просто послушай.

— Нет, Костя, это ты послушай, — вполголоса, так, чтобы не слышали соседи, заговорила Мама. — Пожалуйста, не подходи больше к Вове.

— У него талант…

— Я хочу заниматься тяжелой атлетикой, — встрял я в разговор, чувствуя, что Константин Викторович теряет контроль над ситуацией. — Мы с дядей Костей были на моей первой тренировке по тяжелой атлетике. У меня отлично получается, и я хочу продолжать заниматься этим спортом.

Мама расширила глаза от удивления и какого-то ужаса. Сглотнув, глянула на поникшего Константина Викторовича.

— Костя… Ну что же ты а? Сначала Сережу на все эти железяки надоумил, а теперь, вот, и Володю?

— Зина, — тихо заговорил было Константин Викторович, но я перебил его.

— Если кто-то здесь кого-то надоумил, то это я дядь Костю, — проговорил я, выбираясь из люльки его мотоцикла. — Это я уговорил его взять меня на тренировку.

— И вещи папины ты тоже у него решил забрал? — Спросила мама, видимо, нашедшая отцовскую спортивную сумку.

— Вещи… — Несмело начал дядя Костя.