Интересно, а эти скоты понимают, что манипулятор у них не железный?

Они пошли прямиком через северный перевал – чего городить огород со всякой там конспирацией? Нет, Дон первый приветствовал всякие там околичности да вокругхождения. Ко всякой там героически-клинической прямоте он не находил в себе внутренней симпатии – видать, порода не та. Но и не перебарщивал с многозначительной многослойностью там, где правила бал голая конкретика.

К местному-то барону честно направили посыльного – куда уж громче заявить о своём вторжении? Честно предупредили, мол, заглянули в заброшенную крепость на минуточку. Денёк отдохнём, поблагодарим за гостеприимство и отправимся своей дорогой. Радгар из Чесла по заверениям аборигенов в адеквате. Да в таких кромешных феодальных заботах, что всякие там проходимцы ему до фонаря. Хотя проходимцы, что намылились в Утробу, в Черногорье неинтересны лишь пенькам да копёнкам. И тут господин Радгар наверняка бы нашёл, что спросить для общего, так сказать, развития и пользы отечеству.

Ещё спросит: не последний день знакомы в разрезе политики добрососедства. Кто-кто, а уж щупы точно не станут заниматься животноводством дабы организовать к завтраку масла с творогом. А пышущие силищей армы не добудут из земли никакого сырья для изготовления хлебобулочных изделий – руки не из того места произрастают. Так что будущие торговые взаимоотношения налицо. И пусть хоть одна падла вмешается – Дон лично уроет во имя сытого благополучия системы. Главное, дожить до него и не отбросить ласты во всяких там испытаниях с истязаниями интеллигентного организма манипулятора.

И пары дней не удалось понежиться на отведённом Дону соломенном тюфяке в пустом и холодном склепе, что некогда звался покоями самого нара. Единственное место, где фурычил камин. В нищей крепости даже солома – богатство. А его героические армы за полдня нашинковали гору дров, которую их першероны заколебались таскать в крепость. Так что тепло и горячая ванна входили в программу реабилитации организма, истощённого погоней за счастьем.

Но от нападок оголтелой военщины Дону не помог отбиться даже дед. Те прямо в горло вцепились: по коням, шашки долой, айда нечисть поганую потрошить! За что воевали, если так тормозим на финише? И всё в таком же духе. Ужасный век, ужасные сердца – ворчал Дон, когда Тарьяс погнал их с Лэти и Лэйрой на охрану вышедших на сенокос крепостных аборигенов. Сестрички явились из лесу на побывку с помывкой, но вернуться в леса к грагам не успели – мастер припахал их к сельхозработам. Этому тоже неймётся, хотя…

Куда деваться? Ладно, днём они с щупами ещё могут присмотреть за коровами на лужку. А когда двинут в Утробу? Аборигены за стены не ходят, а шмыгают на минуточку. Поход на озеро за рыбой – целое событие. А косить – это несколько дней угробить. Особенно, когда косари сплошь ходячие скелеты – только на мужиках Мурана сенокос и вывозили. Для Дона стало делом чести оградить своих коров от голодной смерти в этом концлагере.

Как и в походе на Черногорье, самую разумную предусмотрительность выказала Дайна. Наплевав на интересы каких-то там сельских задротов, девчонка целиком и полностью посвятила себя интересам системы. Ладно мужики – даже взыскательные сварливые барыньки-южанки благосклонно взирали на то, как глубоко в их системное хозяйство внедрилась бывшая сельская чучундра. Ничтоже сумняшеся, Дайна сволокла в общую кучу все рюкзаки, мешки и прочий багаж бестолковых господ путешественников. Вытряхнула каждую тару и придирчиво проинспектировала невзрачный пованивающий хлам. Затем потребовала у армов натаскать ей воды и организовала нескольких баб на грандиозную стирку. Работу прачек эта умница оплатила привозным мылом, над которым бедные женщины аж обрыдались – видать, уже не надеялись свидеться при жизни.

– Понятно, почему она тебе нравится, – одобрительно констатировала Паксая, сунув братцу гамбургер и кружку с горячим чаем.

Он только взошёл на двор крепости, дабы пообедать в свою очередь. Пообедать – уныло оглядел он гигантский бутерброд с остатками вчерашнего варёного мяса и вялой зеленью – а не давиться всухомятку.

– Некогда готовить! – тотчас окрысилась Паксая на невысказанную критику. – Не видишь? Мы собираемся, раз кое-кому приспичило на базу без пересадки.

Дон видел. И весьма благодарно оценил усилия носящейся по двору Дайны. Всё их личное и общественное барахло сушилось на многочисленных приспособах. Высохшее аборигенки под неусыпным надзором Дайны утюжили громадными утюгами, нагретыми на жаровне. На диво цивилизованная крестьянка терпеть не могла блох с прочей поганой живностью и умела с ней бороться – даже в её отсутствие с целью профилактики.

– Девчонки уже переоделись в чистое, – заметила Паксая, готовясь стартовать по своим делам. – Ребята тоже. Сейчас твоя зазноба и тебе притащит.

– Чего это она моя? – машинально отбрехался Дон, прихлёбывая чай.

– Ну и дурак, – хмыкнула сестрица и дёрнула колотиться по хозяйству.

– Чего это я дурак? – проворчал Дон, прицеливаясь, с какой стороны удастся куснуть гамбургер и не завязнуть в нём заклинившей челюстью. – Я первый её заметил. И не ваше собачье дело, как употреблю.

Он раззявил пасть и вонзил зубы в свежеиспечённую жёсткую буханку с заветрившимся мясом. Одновременно внимательно разглядывал несущуюся к нему через двор Дайну. Не модель, но такая ладная, что полный улёт. Всё на месте. И всё оно вполне себе. Ещё как – прямо, никакого удержу от такой прелести. Но это так, дребедень и тлен. Главное, эта умница способна в кратчайшие сроки сделать счастливыми всех членов системы. Вон как благодарно стрельнул в её сторону взгляд Фуфа, хотя его супруга тоже умеет сделать жизнь приятной в смысле обеспеченности и окружения заботой.