— А Вика в курсе, чем ты тут занимаешься? — спрашиваю Егора, и пока он мямлит с ответом, усаживаюсь на свободный стул и закидываю ногу на ногу.

— Не пошел бы ты… — сквозь зубы цедит Егор, чем вызывает у меня ироничный смешок.

— Слушай, ну что за детские отговорки. Может, мне позвонить ей и поинтересоваться самому?

— Слушай… — Баран пытается встать, но я так резко одергиваю его обратно за стол, что он едва не совершает кульбит на пол.

— А вот дергаться не надо, Егор, а то я подумаю, что ты всерьез думаешь распустить руки в мою сторону. Очень не советую этого делать.

Боковым зрением вижу побелевшее лицо брюнетки, до которой, наконец, начало доходить, что сегодня здесь будет пахнуть жареным, а не задушевными разговорами. Взглядом даю понять, что она может быть свободна и через секунду от нее остается только назойливый душный аромат духов.

— Да кто ты, блядь, такой?! — пробует петушиться Егор, но на этот раз без резких движений.

— Я видел вас вдвоем.

На хрена я это говорю? Она имеет полное право проводить время с кем угодно, да хоть с десятью мужиками одновременно. Но если перестать заниматься самообманом и копнуть глубже, то ответ очевиден — я просто хочу провоцировать Егора и получить свое законное право расквасить ему рожу. Просто за тот факт, что этими же граблями он лапал Викторию, пока я, как баран, смотрел на это и ни хрена не мог сделать.

— Вдвоем с Викой, — уточняю на всякий случай.

— А тебе не все равно? Она вроде просто твоя сотрудница, а не вещь. Или…

Я чуть подаюсь вперед и Егор сразу раздумывает озвучивать свои предположения.

— Наши с Викой отношения касаются только меня ее и ее, — выдает этот хер, как будто уже раскусил мое намерение раздобыть законный повод ему втащить. — Не понимаю, почему я должен обсуждать это с… тобой, кем бы ты ни был.

— А меня ее покойная бабушка просила за ней присматривать, — говорю в пику его исповеди про завет покойного отца Виктории. Даже если это хоть каким-то боком правда — что-то мне подсказывает, что этот хер с горы не ограничился только покупкой прокладок и носовых платков.

Что, блядь, у Вики в башке?!

Почему она все время выбирает каких-то откровенных ушлепков типа этого Егора или моего «любимого» братца?

Хотя правильнее было бы задать вопрос самому себе — какого хера это так меня дергает? До сих пор держит за живое, как будто не было никаких трех лет и рана от ее предательства до сих пор кровоточит?

— Слушай, что тебе надо? — Егор поглядывает на часы, как будто уже приготовил отмазку про больную собачку, которую нужно кормить строго по часам и ему как раз пора бежать. — Я тебя второй раз в жизни вижу, а ты быкуешь тут, ведешь себя так, будто я тебе должен как земля колхозу.

— Выполняю свою часть договора о поддержании высокого морального духа своих сотрудников, — говорю скороговоркой, чтобы у этого барана мозги поплавились соображать, что это может значить. — И так, что у тебя с Викой?

— Ничего, — слишком быстро отвечает он. Но тут же прибавляет, как будто спохватившись: — Просто секс. Я даю ей деньги, она раздвигает ноги, когда мне это нужно.

Хорошо, что в это время появляется официантка с двумя коктейлями, один из которых откровенно розовый и украшен хлопьями сахарной ваты — явно для свалившей брюнетки. Официантка задумчиво мнется, а потом просто ставит оба коктейля в центр стола и быстро уходит. Егор моментально подтягивает к себе тот, что похож на виски с колой, жадно пьет и только после этого его лицо, наконец, избавляется тошнотворного выражения паники. Ненавижу трусливых мужичков. Особенно когда они раздвигают ноги тёлкам, которых я сам собираюсь поиметь.

— Ты же пиздишь, — говорю я и, не моргнув глазом, забираю себе девчачий коктейль. Откуда в мужицких головах вообще берется мысль, что от таких вещей моментально отсохнет член? Коктейль, кстати, вполне себе, но слишком много клубничного сиропа и сливок, поэтому через чур сладко как на мой вкус.

— Ну если ты и правда нас видел, то должен понимать, что мне смысла такое придумывать, — довольно спокойно говорит Егор, и снова пьет. И вот уже его стакан на две трети пуст. — Вика всегда была… очень трезвомыслящей девочкой, если ты понимаешь, о чем я.

Меня коробит от того, что он называет ее «девочкой». Звучит как акт педофилии, блядь, что накидывает еще больше очков моему желанию все-таки почесать об него кулаки. Если так пойдет и дальше, то у меня просто не останется ни одного аргумента, почему я не должен этого делать.

— А учитывая ее проблемы… — Щеки этого барана раздуваются. — Мне пришлось взять на себя часть из них.

— Проблемы? — Я прищуриваюсь, чтобы не упустить ни одной детали. О чем он вообще? О том, что у Вика разводится с Маратом и у них началась грызня за имущество?

— Слушай, мне правда пора. Если тебе что-то надо — может… — Он пытается встать, но я успеваю подняться быстрее и буквально вколачиваю его обратно в стул. Его рожа опять покрывается испариной паники. — Ты вообще долбоёб что ли?! Чего придолбался?!

— Продолжай, Егор. Просто словами через рот — и я, может быть, не стану проверять что крепче — кости твоей рожи или мои кулаки.

Он трясется, пытаясь как можно дальше от меня отодвинуться, наивно полагая, что те пера сантиметров, на которые он буквально вжимается в спинку стула, защитят его от меня. Даже если бы он вдруг рванул со всех ног — мне хватит сил и выносливости поймать эту гниду еще до того, как он добежит до выхода. И я делаю все, чтобы выражение моего лица красноречиво просигнализировало этой мамкиной царапке, почему меня лучше не провоцировать.