– А вот этого наверняка я сказать не могу, – улыбнулся Каримов. – Есть множество предположений, наиболее вероятное – мы получим абсолютно белое тело.

– И всё? – Юлий Соломонович был явно разочарован.

– Такова основная теория, но самое главное – мы избавимся от опасного артефакта, угрожающего всей жизни на Земле.

– Понятно. Когда всё закончится, сделайте подробный доклад и вышлите мне.

– Товарищ генерал, разве вы не останетесь? – буквально взвизгнул полковник Сидоренко, метнув злой взгляд на Каримова.

– Нет, товарищ полковник. Вы же знаете – на Кавказе опять неспокойно, там необходимо мое присутствие. Жду доклад.

Генерал резко развернулся и направился к дверям. Толпа челяди заволновалась, расступилась с легким ропотом и хлынула следом.

– Игорь Михайлович, ну что же вы? – сокрушаясь, простонал Сидоренко, как только последний из подчиненных генерала покинул помещение. – Почему вы не рассказали ему о своих математических выкладках, предположениях?

Каримов посмотрел на куратора из-под низко сдвинутых бровей, словно турист на муравья.

– А если мои выкладки и предположения ошибочны? Что бы сказал ваш генерал?

Сидоренко ойкнул, побелел лицом, отвернулся к монитору и стал преувеличенно внимательно следить за бегущими цифрами.

– Вы, правы, – еле слышно пробормотал он. – Это был бы скандал. Страшный скандал.

Вновь заработала дверная сигнализация.

– Здравствуйте, Игорь Михайлович, – в один голос приветствовали Каримова два брата, Федор и Олег Панкратовы, физики-ядерщики по специальности.

– А ребята, – рассеянно произнес Каримов, усаживаясь в кресло. – Зал освобожден?

– Да, – на этот раз говорил только Федор. – Всех из периметра вывели. Параметры в норме. Сколько осталось до обнуления?

– Пять сорок семь.

– А можно мы здесь останемся? Посмотрим?

Каримов многозначительно кивнул на Сидоренко:

– Ну, если Виталий Евгеньевич не против?

Оторвавшись от монитора, куратор взглянул на братьев и закивал головой, указывая на ряд свободных кресел:

– Конечно, присаживайтесь. Всё ровно, кроме вас, других гостей не предвидится.

– Четырехминутная готовность. Рубка номер один, как меня слышно? – донесся из динамиков голос Серегина.

По плану именно на точке в четыре минуты обе рубки должны контролировать синхронность отсчета.

– Слышу хорошо, Николай! Есть отметка в четыре минуты, – ответил Каримов, склонившись над микрофоном. – До минуты поминутная сверка.

– Помню, Игорь! Вместе же инструкцию разрабатывали.

Каримов взглянул на Купол и улыбнулся.

– И то верно. Три минуты ровно! – сказал он и откинулся на спинку кресла.

– Есть три ровно!

– Ну все! Чу или хан!? – вполголоса произнес Игорь Михайлович.

– Что? Что? – переспросил Сидоренко, отрываясь от созерцания «Купола».

– Чу, или хан – это по-китайски, – объяснил Федор Панкратов. – Чет или нечет, да или нет, если хотите даже быть или не быть.

– Две минуты, – дал отсечку Каримов.

– Есть две минуты, – в голосе Сергеева чувствовалось напряжение. – Игорь, как у тебя?

Каримов оглянулся. Сидоренко стоял у окна, вцепившись в поручень, словно в спасательный круг. Братья Панкратовы чуть пристав с мест внимательно следили за информацией на мониторах.

– Нормально, Николай. Все работает. Сам как?

– Лучше всех. Одна минута, – доложился Сергеев.

– Есть одна минута, – подтвердил Каримов. – Отсчет каждые десять секунд.

– Знаю.

– Пятьдесят.

– Есть пятьдесят.

– Сорок.

– Есть сорок.

По телу Каримова пробежала холодная волна дрожи.

– Тридцать.

– Есть тридцать.

– Двадцать.

– Есть двадцать.

– С пяти общий отсчет!

– Пять, – голоса Каримова и Серегина слились.

– Четыре.

– Три.

– Два.

– Один.

Мощная всепроникающая волна, рожденная в центре Купола, разорвала сверхпрочные стены, понесла, расщепляя всё до элементарных частиц, разбухла – ударив небо под дых, и зависла над землей ядовитым облаком, похожим на гигантский гриб.

1

Августо Рапоне шел по улице Фани. В простой серой холщовой рубахе и широких черных штанах он больше походил на фермера, приехавшего на сельскохозяйственную выставку, чем горожанина. Те, кто, встречая его, думал именно так, были недалеки от истины. До семьдесят четвертого года Августо, его жена Элеонора и дочь Лаура жили в деревеньке Сиена, стоящей на побережье Тразименского озера. В семьдесят четвертом грянул нефтяной кризис. Цены на бензин выросли до небывалых высот. Сельское хозяйство пришло в упадок и семейству Рапоне, без того едва сводящему концы с концами, ничего не оставалось делать, как продать ферму и переехать в Рим.