Шрифт:
Я хоть и отвлеклась, но где-то на задворках сознания совесть точит и точит как червяк: «Плохо поступила. Обвинила в том, чего не было».
И отмахиваться сложно: пусть Герасименко отвечает за то, что сделал. А это… Это лишнее… Неправильное…
Убедив себя пойти в деканат и рассказать, как было на самом деле, успокаиваюсь. Справку даже брать не буду в понедельник.
Становится чуть веселее, когда решение принято. Я просто не смогу… соврать… А это выглядело бы ложью…
— Мам, я ушла, — шепчу спине родительнице, поймав её отражение в зеркале, когда заглядываю в спальню.
Она показывает «класс» большим пальцем, внимательно слушая собеседника.
Хватаю мешок, набитый мусором, чтобы по дороге закинуть его в контейнер и перебираю ногами по лестнице, чтобы не ждать лифт.
Миную бдительных соседок, поздоровавшись с ними.
Обхожу неудобно припаркованный чёрный автомобиль с глухой тонировкой.
Я бы не обратила на неё никакого внимания, если бы он не стоял вплотную к пешеходной дорожке. Пришлось балансировать, спасая новые сапожки от луж.
— Чёрт, — ругаюсь, всё-таки наступив носком в грязь.
Пристраиваю мешок сбоку и наклоняюсь, чтобы стереть свежие точки. Извлекаю для этого из кармана платок и смачиваю край в луже, протирая обувь.
— Ой! — вскрикиваю от неожиданности, хватаясь за пакет в попытке удержаться и не упасть.
Но упасть мне не дают: кто-то, вцепившись в плечо, возвращает моё тело в вертикальное положение и толкает вперед. В распахнутую дверь незнакомой машины.
От испуга горло парализует, и я не могу выдавить ни звука, задевая многострадальный мусор. Он рассыпается по тротуару, а я оказываюсь в салоне автомобиля.
Вырываюсь даже тогда, когда чужие руки отпускают, захлопнув за спиной дверь. Щёлкают замки, отрезая путь к свободе.
Боюсь поднять голову, но вскидываю её в удивлении, услышав знакомый мужской голос.
Глава 17
POV Лиза Суворова.
Мои губы непроизвольно дрожат, когда я вижу в опасной близости лицо Герасименко.
Синяки и ссадины, успевшие припухнуть, выглядят устрашающе. Особенно для меня, непривыкшей к виду жестоких побоев.
Не давая мне рта раскрыть, Валентин Григорьевич суживает глаза, которые и так видно плохо под рассечённой бровью, и цедит:
— Отзови своего утырка, Суворова, иначе я вас с мамашей сгною. Думаешь, нашла себе сильного покровителя?
Я даже не понимаю, о чём он!
Из глаз непрекращающимся потоком начинают течь слёзы, а громкий мат с места водителя побуждает максимально отодвинуться от злого преподавателя.
— Валентин Григорьич, это ещё что за…?
Дверь, в которую я вжимаюсь спиной, открывается и я почти выпадаю на улицу, но оказываюсь подхвачена чужими руками. Очередной мужчина в чёрном с непроницаемым лицом-маской заботливо одёргивает мою новую куртку и вежливо советует идти по своим делам:
— Не о чем переживать, мы со всем разберемся.
Мы?
Да, «мы». С другой стороны автомобиля ещё двое таких же… в чёрном… И они о чём-то переговариваются с Герасименко.
— Всё в порядке? — всё ещё вежливо, но уже нетерпеливо интересуется тот, кто мне помог.
— Д-да, — тяну испуганно, косясь на раскиданный мусор.
— Мы всё уберём, — «успокаивают» меня, настойчиво подталкивая в спину. — Вы, наверное, спешите?
— Оч-чень сп… спешу, — глотая слёзы вместе с буквами и действительно передвигаю ноги к остановочному комплексу, теряясь в догадках: а что это было?!
С преподавателем понятно — он обозлён, что попал в поле зрения руководства, наверное. Или кто решает такие вопросы? Мне в голову не пришло уточнить, кем работаю люди, прибежавшие после драки.
Но почему Валентин Григорьевич решил, что я кого-то просила? Разве я могла попросить? Да и кого…
Наверное, это мамины звонки. Да, точно!
Она ведь несколько часов разговаривала, и я сама слышала, как она почти умоляла собеседника. Ещё же подумала, что несвойственно ей такое поведение.
Только как преподаватель так быстро вычислил?
Голова кругом просто от смены событий. И надо же мне было прогулять те пары! Чем я только руководствовалась?
«Хорошими чаевыми», — пробивается внутренний голос, а я понуро вздыхаю.
Ими самыми. Так загорелась желанием быстрее накопить определенную сумму, что забыла обо всём на свете. Теперь расплачиваюсь за неосмотрительность.
Пока бреду до транспорта, упускаю нужный рейс.
Чтобы не задержаться, приходится бежать вперёд, огибая лужи. В новых сапожках ногам тепло и сухо, и это, наверное, единственное, что сейчас радует.